Общество риска. На пути к другому модерну

Бек Ульрих

Это ложная точка зрения. Даже в оформлении статистических данных, выведенных на основе высшей математики или изложенных технологическим языком, высказывания ученых являются высказываниями типа: вот так мы хотели бы жить, т. е. это суждения, которые могут быть приняты только при перманентном нарушении границы между природой и техническими науками. Тем самым меняется тактика: неприятие научных определений риска — это совсем не то, что можно было бы поставить в упрек населению, пожурить его за «иррационализм», напротив, оно говорит о ложности культурных предпосылок приятия, содержащихся в научно-технических высказываниях. Технические эксперты по рискам заблуждаются

относительно эмпирической достоверности своих имплицитных оценочных предпосылок, а именно относительно предпосылок того, что представляется населению приемлемым, а что нет. Разговоры о «ложном, иррациональном» восприятии рисков населением венчают это заблуждение: ученые заимствуют свои представления о культурной акцептации эмпирической критики, возводят эти свои заемные представления в догму и, сидя на этом шатком троне, объявляют себя судьями, выносящими приговор «иррационализму» населения, представления которого они заимствуют и кладут в основу своей работы.

Иными словами, занимаясь рисками, естественные науки незаметно и невольно лишили себя части собственных полномочий, по необходимости демократизировались. В своих имплицитных ценностных представлениях о жизни, достойной человека, суждения о рисках содержат некоторое право общества на выражение собственного мнения, против чего научно-техническое восприятие рисков хотя и защищается (подобно тому как феодалы защищались от введения всеобщего права голоса), но одновременно на это право и опирается, противореча собственным притязаниям на эмпирическую истинность своих гипотез.

Различение между (рациональной) научной констатацией рисков и (иррациональным) их восприятием ставит с ног на голову роль научной и социальной рациональности в осмыслении цивилизационных рисков. Оно содержит в себе фальсификацию истории. Все то, что мы знаем сегодня о рисках и опасностях научно-технической цивилизации, утвердилось в борьбе с массированным отрицанием угрозы, с нередко ожесточенным сопротивлением «научно-технической рациональности», отмеченной самодовольно-ограниченной верой в прогресс. Научное исследование рисков повсюду тащится следом за критикой социальной среды, прогресса и культуры индустриальной системы. В этом смысле в научно-технических занятиях цивилизационными рисками кроется сегодня изрядная толика непризнанного культурно-критического обращения в другую веру, и притязания технических наук на монополию рационализма в восприятии рисков напоминают претензии на непогрешимость папы Римского, перешедшего в евангелическую веру.

Осознание риска должно реконструироваться как борьба частью противоречивых, частью наслаивающихся друг на друга претензий на рациональность. Нельзя подменять иерархию вероятности иерархией рациональности, следует задаться вопросом, каким образом на примере восприятия рисков «рациональность» обретает социальный характер, т. е. становится вероятной или спорной, определимой или неопределимой, достигнутой или утраченной. В этом направлении должны развиваться логика и алогичность, столкновение и взаимопроникновение научного и социального восприятия и оценки цивилизационных рисков. При этом можно попытаться найти ответы на вопросы о том, какие систематические ошибки и источники заблуждений заложены в научном осмыслении рисков, проявляющиеся только при их социальном восприятии? И наоборот: в какой мере социальное восприятие рисков зависит от научной рациональности даже там, где оно систематически отрицается, критикуется и грозит возрождением доцивилизационных религиозных движений?

Мой тезис заключается в следующем: источник научно-технического скепсиса

лежит не в «иррационализме» критиков, а в несостоятельности научно-технической рациональности перед лицом растущих рисков и цивилизационных опасностей. Эта несостоятельность не есть нечто прошлое, она — актуальное настоящее и грозящее нам будущее. Постепенно она становится видна во всей своей масштабности. Это не несостоятельность отдельных ученых и дисциплин, она вытекает из системного институционально-методического подхода науки к рискам. Науки таковы, какими их делают. Ориентированные на узкую специализацию, отчужденно воздерживающиеся от проверки практикой, они совершенно не в состоянии адекватно реагировать на цивилизационные риски, поскольку в высшей степени причастны к их возникновению и росту. Скорее, они становятся — частью с не отягощенной совестью «чистой научностью», частью с угрызениями совести — легитимным прикрытием охватившего весь мир индустриального загрязнения и отравления воздуха, воды, продуктов питания и т. д., а также связанных с этим болезней и умирания растений, животных и человека.

Как это показать? Осознание рисков модернизации утвердилось, преодолевая сопротивление научной рациональности. К нему ведет широкий след научных заблуждений, ложных оценок и попыток преуменьшить серьезность ситуации. История осознания и социального признания рисков совпадает с историей демистификации науки. Обратная сторона признания — преодоление научного «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не ощущаю, ничего не знаю».

Экономическая слепота по отношению к рискам

Главное заблуждение относительно технологического содержания риска следует искать в беспримерном непонимании и преуменьшении опасности атомных рисков. Читатель сегодня не верит своим глазам, когда читает, какие советы давались людям в одной официальной памятной записке федерального правительства в случае «воздушного нападения»:

«Ослепительно яркая вспышка света — первый признак взрыва атомной бомбы. Его тепловое воздействие вызывает ожоги. Поэтому необходимо… как можно быстрее прикрыть чувствительные части тела — глаза, лицо, затылок и руки!

Как можно быстрее спрячьтесь в углублении, яме или канаве!

Если вы едете в автомобиле, мгновенно пригнитесь ниже стекол, остановитесь, лягте на пол и, съежившись, прикройте лицо и руки!

По возможности укройтесь под прочной столешницей, письменным столом, верстаком, кроватью или другим предметом мебели!

В подвале у вас больше шансов выжить, чем на верхних этажах. Не каждое подвальное перекрытие обрушивается!

При обнаружении химических и бактериологических отравляющих веществ немедленно наденьте предохраняющую маску!

Если такой маски нет, дышите неглубоко, предохраняйте дыхательные пути, закрыв влажным платком нос и рот!

По возможности очистите себя от загрязнения радиоактивными элементами или отравляющими веществами!

Не впадайте в панику, остерегайтесь бездумной спешки, но действуйте!»

Апокалипсическая катастрофа преуменьшается, подлаживается под «приватное восприятие» человека. То, что при любой атомной угрозе приходит «конец всяким сравнениям», совершенно замалчивается, представляется безобидным. Советы невольно воспринимаются в духе юмористической логики ужаса:

«Когда ты умрешь — будь осторожен! Промедление опасно!»

Это грехопадение атомной физики и технологии неслучайно. Оно не результат индивидуальной ошибки или «единичной производственной аварии» естественнонаучной дисциплины. Именно своим радикализмом оно указывает на основной источник заблуждения: в стремлении поднять производительность труда не учитывались и не учитываются связанные с этим риски. Главный приоритет научно-технического интереса отдается производительности, и только потом, часто даже не во вторую очередь, думают о связанных с этим рисках.