Общество сознания Ч

Сегень Александр Юрьевич

– Если только Федор, да и то вряд ли, - пожал плечами батюшка. Из трех его сыновей Петр и Павел стали священниками и Пасху, конечно же, будут встречать в своих приходах, а Федор был, что называется, не в династию, электросварщик, и он-то чаще других сыновей наведывался в Радоницы.

– Так что же Гамлет?
– снова спросила матушка, но веселый стук в дверь и на сей раз отвлек Василия и отца Василия от ответа.

– Обязательно спроси кто, - бросил вслед Василию священник.

– Кто там?
– спросил Чижов, подойдя к двери.

– К наступающему

праздничку отцу Василию бак меда привезли, - прозвучал хороший голос из-за двери.

Чижов отодвинул засов и радостно вышел навстречу гостям. Словно во сне, перед ним вырос в темноте Ельцин. В следующий миг громко пшикнуло, и Чижов вскрикнул от резкой боли, гвоздями проткнувшей оба глаза, схватился за лицо, но его тотчас уловили под локти, заломили руки за спину, втолкнули в избу, и сквозь слезоточивую боль духовный сын отца Василия не сразу ощутил на горле лезвие ножа.

– Сидеть и не двигаться!
– кричал кто-то.
– Не то перережу! Кто еще есть в доме?

– Никого, - послышался ответ отца Василия.

Чижов все никак не мог пересилить нестерпимую боль в глазах, слезы полноводно струились по щекам. Вот и довелось ему испытать действие газового баллончика, дожил. Пользуясь его беспомощностью, враги скрутили у него за спиной руки толстой податливой проволокой, бросили на диван ничком, схватили за ноги и ноги тоже опутали проволокой. Отпущенный после этого Чижов перевернулся на бок и попробовал сморгнуть боль с глаз. Кажется, уже не так нестерпимо жгло, но слезы продолжали течь в три ручья, а заодно и из носа, что особенно неприятно. По избе звучали торопливые шаги.

– Да кого вы ищете-то?
– прозвучал голос батюшки.

– Так, святой отец, - раздался ответ, - давай по-хорошему. Ты отдаешь нам черного Дионисия, и мы сразу отваливаем.

– Какого черного Дионисия?

– Понятно. Ваньку будешь валять.

Чижов услышал костяной удар, затем возмущенные голоса отца Василия и Натальи Константиновны:

– Да за что же вы бьете-то меня?

– Ой! Да что ж вы бьете-то его, объясните яснее!

– Так, ты, бабка, ложись на кровать.

– Зачем?

– Да не бойся, не будем насиловать. Свяжем только по рукам и ногам, да и все, чтоб не рыпалась. Свяжи ее, Билли.

Наконец сквозь струи слез Чижову удалось начать что-то видеть. Но пока еще очень неявно, расплывчато. Тот, которого назвали Билли, спутывал проволокой руки и ноги Натальи Константиновны. Другой продолжал допрос:

– Ты, бабуля, знаешь про черного Дионисия?

– Да и я не знаю, миленькие!
– слезливо отвечала та.
– Что хоть это такое?

– Да икона, икона! Черный Дионисий называется. Где она у вас?

– Батюшки, не знаю никакого черного Дионисия.

– А ты, поп?

– И я не знаю такого, черного, - пробормотал отец Василий, стараясь припомнить.

– А сейчас?
– спросил верзила с лицом Ельцина и ударил отца Василия рукояткой пистолета по лысоватой голове.

– Да хоть убейте!
– отвечал священник, прокряхтев от боли.

Чижов еще раз усиленно сморгнул слезы и, выпучивая глаза, постарался оглядеть

картину творящегося беззакония. Теперь только ему стало ясно, почему Ельцин и почему Билли. Один из негодяев имел на лице резиновую маску, отражающую образ всенародно избранного президента России, другой - такую же маску Клинтона. Вот какие высокопоставленные гости заявились в столь поздний час к отцу Василию Перепелкину, митрофорному протоиерею, настоятелю храма Преображения Господня в селе Радоницы: сам Борис Николаевич со своим другом, президентом США. Правда, если Ельцин соответствовал своему высокому росту, Клинтон был помельче, нежели как его показывают по телевизору. Оба были в перчатках. У Ельцина в руке пистолет, у Клинтона - нож.

Отец Василий смиренно сидел за столом. Со лба его из двух ранок стекали две тонкие струйки крови.

Слезы снова заслонили картину происходящего.

– Вы хоть поточнее объясните, какого черного Дионисия просите, - произнес Чижов и сам не узнал своего голоса. К величайшему его огорчению, голос звучал трусовато.

– Просят в райсобесе, понятно?
– отозвался «Клинтон», являя удивительные познания бытовой русской жизни.

– Это что за фрайер?
– кивнул «Ельцин» на Василия Васильевича.

– Сын мой, - отвечал отец Василий.

– А, ну коли сын, то не должен от папки отставать.
– «Ельцин» приблизился к Чижову и дважды подряд ударил его рукояткой пистолета по голове.

В сравнении с тем, что Василий Васильевич испытал от слезоточивого газа, эта боль была вполне терпимой и даже лестной - он пострадал наравне с отцом Василием.

– Ну его-то за что, кудеяры вы эдакие?
– простонал священник.

– А чтоб не чтокал, - отвечал остроумный «Клинтон».

Тем временем «Ельцин» вновь воздвигся над отцом Василием, занес над ним руку с пистолетом:

– В третий раз спрашиваю: где черный Дионисий?

– Бог ты мой… - почесал бороду батюшка.
– Уж не ту ли вы маленькую иконку имеете в виду, что мне привез… В общем, один благодетель. Ее? Как раз маленькая и черненькая такая.

– Молодец, поп, вспомнил, - похвалил «Ельцин», опуская руку.
– Которую тебе Лоханов подарил.

– Точно, Лоханов!
– обрадовался отец Василий.
– Так вам она нужна?

– Давай ее сюда, - приказал «Клинтон».

– Дак сейчас подам, Господи! А я-то, дурак, думаю: какой такой черный Дионисий? Божья Матерь с Младенцем… Да написаны как-то необычно… Глаза какие-то у них… Я ее, грешным делом, в шкаф припрятал. Господи, где же она?

Он рылся в шкафу, спешил, боясь, что разбойники опять станут бить его или Чижова.

– Дионисий… Он говорил, что не Дионисий, а из круга Дионисия. Вот теперь я вспомнил. Какой-то ученик Дионисия, Никифор Конец. Вот кто автор-то иконы. А вы спрашиваете черного Дионисия, мне и непонятно. Зря только башки нам расшибли с сыном.

– Считайте, что за веру пострадали, - сказал «Ельцин».

– Можно сказать, в борьбе с иконоборцами, - засмеялся отец Василий, будто негодяи вдруг по волшебной палочке превратились в добрых прихожан.