Общество знания: История модернизации на Западе и в СССР
Шрифт:
Вот как видит дело Маркс: «Древние общественно-производственные организмы несравненно более просты и ясны, чем буржуазный, но они покоятся или на незрелости индивидуального человека, еще не оторвавшегося от пуповины естественнородовых связей с другими людьми, или на непосредственных отношениях господства и подчинения. Условие их существования — низкая ступень развития производительных сил труда и соответственная ограниченность отношений людей рамками материального процесса производства жизни, а значит, ограниченность всех их отношений друг к другу и к природе. Эта действительная ограниченность отражается идеально в древних религиях, обожествляющих природу, и народных верованиях» [250, с. 89–90].
С этим
Здесь снова надо вернуться к мысли Маркса о том, что религия является продуктом производственных отношений, поэтому активной роли в становлении общества играть не может. Он пишет: «Религия, семья, государство, право, мораль, наука, искусство и т. д. суть лишь особые виды производства и подчиняются его всеобщему закону» [177, с. 117].
Более того, по мнению Маркса религия не оказывает активного влияния и на становление человека как личности, даже вне зависимости от его общественного сознания. В разных вариантах он повторяет тезис: «не религия создает человека, а человек создает религию» [171, с. 252]. Это положение — одно из оснований всей его философии, пафосом которой является критика. Во введении к большому труду «К критике гегелевской философии права» он пишет: «Основа иррелигиозной критики такова: человек создает религию, религия же не создает человека» [171, с. 414].
В рамках нашей темы это положение принять нельзя. Религия есть первая и особая форма общественного сознания, которая в течение тысячелетий была господствующей формой. Как же она могла не «создавать человека»? Реальный человек всегда погружен в национальную культуру, развитие которой во многом предопределено религией. Русский человек «создан православием», как араб-мусульманин «создан» исламом. В зависимости от того, как осуществлялось изменение религиозного ядра народа, предопределялся ход истории на века. Раскол на суннитов и шиитов на раннем этапе становления ислама до сих пор во многом предопределяет состояние арабского мира.
В Европе глубокая религиозная революции (Реформация) привела к изменению системы знания, определяющей мировоззрение и культуру в целом — представлений о человеке, об обществе и государстве, о собственности и хозяйстве. Это повлияло и на то, что мы метафорически называем «национальным характером» народов, которые перешли из католичества и протестантскую веру (а также и тех, кто сохранил свою веру в жесткой Контрреформации, например, испанцев).
В конце 70-х годов XX века в Иране, государственность которого строилась раньше с опорой на персидские исторические корни, произошла революция, которая свергла персидскую монархию и учредила теократическую республику, внедрившую в массовое сознание новую систему представлений — об исламских корнях иранского государства. Созданная исламскими интеллектуалами новая когнитивная структура есть результат сложного творческого синтеза понятий, соединяющих религиозную и национальную идентичности. Это — крупное новаторское достижение в области знаний о человеке, обществе и народе. Сорокалетняя практика стала надежным критерием эффективности этого знания.
Легитимация нового государства Ирана, опираясь на идею Бога, предполагает наличие «посредника» — народа (как
В концепции, развитой президентом Хатами, именно народ — активный творец истории, ход которой определяется кризисами цивилизаций. Кризисы рождения и кризисы гибели порождаются сдвигами в мировоззрении [152]. Эта концепция народа (причем отнюдь не ограниченная рамками ислама) обладает большой сплачивающей силой, и мы наблюдаем процесс формирования в Иране мощной гражданской нации, центральная мировоззренческая матрица которой имеет большой потенциал развития.
Наконец, близкая для нас история — становление русского народа (великорусского этноса). Во всей системе факторов, которые определили ход этого процесса, православие сыграло ключевую роль. В тесной взаимосвязи наполнялись смыслом два важнейших для собирания народа понятий — русской земли и христианской веры. На этой основе строилась система знаний о России и русском народе, которая эффективно выполняла свои функции в течение шести веков и не утратила своей роли и сегодня. Кризисы этой системы сразу сказывались на состоянии народа и государства — мы знаем, как глубоко повлиял на ход истории России раскол русской Православной церкви в XVII веке.
Исключительно важно для народов, наций и государств знание об их пространстве («родной земле», территории). Народы складывались, коллективно думая (рефлектируя) о своем пространстве и пространстве значимых иных. Разным системам знания о пространстве соответствуют разные формы, в которых его представляет себе человек, рождаются разные ритмы пространства и разные связанные с ним ценности (вспомним, например, стихи Блока и его образы пространства России в момент, когда она оказалась перед историческим выбором).
Это знание формировалось в сфере религиозной картины мира. Европеец Средневековья сочетал в своей системе локальное пространство, от которого почти не удалялся на расстояние более 25 миль (в город на ярмарку, в церковь, в замок феодала), и широкое пространство Христианского мира, в какой-то из столиц которого обитал его король. Между Центром и деревней нет маршрутов, нет путешествий, пространственная картина мира воссоздается через библейские сюжеты.
Движение русских землепроходцев связывают с «островным богословием» православия, с поиском «Преображения», при котором земное странствие связано с теозисом (обожествлением мира). Так было с движением на Север — как говорят, идея Преображения была для русских «центральным символом-иконой исторического освоения просторов полуночных стран». Еще в большей степени этот мотив был важен в освоении Америки, которая находилась «за морями и океанами» и понималась как «остров Спасения» [93].