Общежитие господина А.
Шрифт:
Ваня отрицательно кивнул головой.
– Пойдем тогда спать.
Гена и сам хотел побыстрее пойти спать, пока все Катино семейство не набросилось на него с оскорблениями и нравоучениями.
«Змеиное логово. Уже просто нет сил все это выдерживать. Детей жалко только».
Гена взял Ваньку на руки и направился в выделенную для них комнату уложить его спать. Она была небольшой, но в ней как раз четко помещалось две двуспальные кровати и старый громоздкий комод из массива, толком не оставляя прохода. Он положил ребенка на кровать,
«Лучше б разбились. И дело с концом. И мир бы очистился от этой гнилой заразы, и мои мучения прекратились бы. Да и за детей я бы был спокоен».
Вдруг дверь в комнату резко открылась и туда влетела Катя, за ней проследовал Коля.
– Ну естественно, что ты еще можешь делать. Еще и кровать занял, – сказала она Гене, затем повернулась к ребенку, – Давай ложись сюда.
Коля тихо лег на соседнюю кровать и тоже сразу уснул.
Гена претворялся, что спит. Свет, бьющий через открытую дверь, погас и он выдохнул, что наконец-то побудет в тишине, но почти сразу в комнату вошел Катин отец.
– Давай вставай, поговорить надо, – низким суровым голосом произнес он.
«Чертова семейка. Да чтоб их».
Гена открыл глаза и нехотя встал. Ему совсем не хотелось о чем-либо говорить, но зная какие они люди, он переживал, что своими криками они разбудят детей. Гена с Катиным отцом вышли в тамбур. Тот закурил и сел на лавочку рядом с печкой, а Гена встал напротив, облокотившись о стену.
– Сколько ты будешь так обращаться с моей дочерью? – произнес он.
«Да эту ненормальную надо в психушке закрыть. Сдохнуть бы поскорее и дело с концом».
– Виталий Геннадьевич, на улице сильный снегопад. Дороги скользкие, – сдержанно и, внутренне борясь со своей агрессией, ответил Гена.
– Моя Катенька хорошая, хозяйственная. Что тебе еще надо? Не повезло ей с тобой, – низким хриплым голосом продолжил Виталий Геннадьевич, – Я б тебя убил. Да вот только из-за такого идиота как ты сидеть не хочется на старости лет.
«Да я скорее всего сам себя убью. Недолго осталось».
Эта навязчивая мысль Гене давно не давала покоя. Бывало, он уже планировал и обдумывал варианты как бы уйти из этой жизни. Одно лишь, что его все время останавливало, так это сыновья. Эти люди их и так затравили настолько, что они и слово боялись вставить. Гена был тем, с кем наедине они вели себя как обычные дети: радовались, веселились, игрались. Ему казалось, что он чуть ли не единственная надежда на то, чтобы они выросли нормальными людьми. Развестись с женой тоже пока не представлялось возможным, так как дети скорее всего по решению суда остались бы с ней.
Виталий Геннадьевич ушел, а Гена остался в тамбуре сидеть на лавочке.
«Сколько будет это продолжаться? За что это мне? Сил моих больше нет уже! Что за семейка-то такая?! Угораздило меня с ними связаться! Еще и детей завели».
Он посмотрел на дверь в основную часть дома, оттуда доносились театральные вопли Антонины Николаевны, их перебивали очередные визгливые жалобы Кати. Резко раздался стук кулака по столу и зазвенела рюмка, упавшая на пол.
«Надеюсь он их заткнул, потому что надоело это слушать. Они ж так детей разбудят. Бедные дети».
Хотя это было маловероятно, дети обычно очень крепко спали. Даже если бы они и проснулись, они не рискнули бы выйти из комнаты.
Гена подумал, что надо как-то расслабиться, отвлечься и ему пришло в голову выпить что-нибудь высокоградусное. Он вспомнил, что не забрал вещи из машины и там лежит бутылка горячительного. Стоя рядом с машиной, он начал лазить в карманах брюк и до него дошло, что оставил ключи в куртке в тамбуре. Ему пришлось вернуться. Открыв дверь в дом, там уже стояла Катя, с традиционно сложенными руками на груди.
– Надеюсь, ты усвоил, что сказал тебе отец, – презрительно произнесла она.
Гена искоса посмотрел на нее и выдал:
– Давай разведемся.
Катины глаза округлились. Гена сам испугался, когда до него дошло. Назад дороги уже не было. Катю было не остановить.
– Да ты урод! Идиот! Да вот она благодарность за все эти годы!
На крики прибежали родители. Катя билась в истерике, ее круглые щеки стали ярко красными, а от слез все лицо – мокрым.
– Что случилось? – ошеломленно спросил отец.
– Он хочет развестись! – взахлеб кричала Катя.
– Ой, сердце, – опять театрально выдала мать и села на лавочку.
– Пойдем выйдем! – проорал отец.
Гена стоял уже весь потный и красный возле двери, в ручку которой он вцепился.
– Давай выйдем, – орал Виталий Геннадьевич, толкая его в плечо, – Че ты?! Давай выйдем!
– Да ты не мужик! – надрывалась от истерики Катя, – Детей ты не увидишь больше никогда!
Гена взял куртку и пытался уйти из дома, но Катин отец схватил его за кофту и начал трясти.
– Куда это ты собрался, подлец? Куда это ты собрался?
– Виталий Геннадьевич, отпустите! – пытаясь спокойно сказать Гена.
– Куда это ты собрался, а? Негодяй!
На заднем плане к маминым и Катиным истерикам присоединились плачущие дети, которые все же проснулись и вышли из комнаты.
Гена уже окончательно вышел из себя и сбросив руки Виталия Геннадьевича, буквально вывалился из дома и ушел, оставив за скрипящей дверью месиво из слез и ругательств.
– Все, больше не могу это терпеть. Чертова семейка! Пропадите вы пропадом! Не могу больше! Сколько можно-то уже? – бормотал Гена себе под нос и бесцельно направился куда-то прочь.
Конец ознакомительного фрагмента.