Общий враг

Мамонтов Павел Александрович

– Это потому, что ты хорошая учительница.

Лика поднялась с пола и приблизилась к Аглае, поцеловала в губы, положила ладони на её груди, чуть приласкала. Аглая сначала вскрикнула и игриво попыталась вырваться. Но сразу прекратила попытки бороться, как только почувствовала ладони подруги у себя между ног. Она замолчала, закрыла глаза и старалась двигаться в такт движению пальцев, ласкающих её сквозь ткань юбки и трусиков. На мгновение ласки прекратились, Аглая почувствовала, как Лика в считаные секунды избавила её от лишней одежды. Голую и горячую, она положила ее навзничь на диван и принялась целовать. Влажные губы и горячий язык Лики впились в упругие соски

Аглаи. Волшебница застонала сквозь зубы. Лика оторвалась от груди подруги, поцеловала её в губы. Одной рукой продолжая ласкать соски, прокручивала их между пальцев, а пальчиками другой вошла в неё, ласкала, гладила сокровенное местечко.

Аглая опять закрыла глаза, магический браслет уже привычно налился теплом на руке. По телу прошла волна дрожи, затем ещё одна. Внизу живота сладкой истомой наливался горячий шар, через несколько минут, показавшихся вечностью, взорвался огнём по всему телу. Волшебница выгнулась, закричала. Мелкие иголочки закололи в руках, ногах и вдоль позвоночника. Спустя несколько долгих секунд Аглая открыла глаза, по телу всё ещё бежали мурашки, она сама дрожала, будто от холода, но на самом деле ей было жарко. Аглая сладострастно взглянула на Лику, а потом бросилась на неё и принялась раздевать.

Она хотела целовать Лику, гладить, ласкать и даже не вспомнила о её брате.

А Лика улыбалась, умело поддавалась, подставлялась ласкам Аглаи, но размышляла о своём.

«Интересно, как там Витя…» – думала она.

3. Высокий рейд

Виктор Ахромеев

Ветер, казалось, дул отовсюду, но нёс нас в одном определённом направлении. Наш воздушный шар словно был частью воздуха, потоки которого, по неизвестно чьей прихоти, гнало в нужную нам сторону света. Подо мной расстилалась ровная зелёная гладь, которая терялась где-то в далёкой дымке на горизонте. Мне подумалось, что если эта дымка развеется, то я увижу, как закругляется планета. Но это было невозможно, пилот нашего воздушного шара объяснил: для того чтобы увидеть скругление Земли, надо подняться ещё на полтора десятка километров. Но и так вид открывался великолепный: огромный сине-голубой океан, сквозь который мы плыли, и зелёное море внизу. Ну и, конечно, к этому нужно добавить непередаваемое ощущение полёта – то состояние, когда ты оторвался от земли и летишь по небу, свободный и невесомый.

Под куполом нашего шара находилась корзина, которая состояла из четырёх квадратных ячеек, сплетённых из ивовых прутьев – неизменный материал, из которого делают корзины и на Внешней Земле, – и соединённых друг с другом. В одной корзине сидел я вместе с Загорным и Орловым, в другой – Викинг, Рикки и Игла, в третьей – пилот воздушного шара Ростислав по кличке Ротор, невысокий, мускулистый мужчина со светло-русыми волосами, в вязаном свитере, и Гаврик с прикреплённым к группе сапёром. А в четвертой было сложено всё снаряжение, взятое нами в рейд.

Все корзины, как и купол, были окрашены светло-голубой краской, отражающей солнечные лучи, а вокруг горелки, чуть ли не до кромки купола, была натянута ткань, изнутри покрытая фольгой. Всё это делалось для того, чтобы максимально снизить заметность нашего летательного аппарата. Не знаю, как с земли, но три других воздушных шара с разведгруппами, которые летели от нас на расстоянии три-четыре километра, без бинокля я с трудом различал.

Но, прежде чем отправиться в путешествие на воздушном шаре, нам пришлось полетать на дирижабле.

Восемнадцать часов в душной железной кабине без иллюминаторов, под брюхом летающего… назовём это

летающей сигарой, наполненной водородом. При этом все сорок пассажиров сидели, плотно прижавшись друг к другу, прямо как в БМП, набитой десантом, но источником света, вместо бойниц и триплексов, служили только две тускло мерцающие лампочки в конце отсека. Ощущения были как в гробу, только откуда-то сверху пробивалось монотонное урчание двигателей, да ещё вокруг раздавалось сопение соседей.

А когда мы прибыли на место, началась высадка. О, это было что-то! Сначала дирижабль завис в шести метрах над землёй, семеро разведчиков, я в том числе, по канату спустились вниз и приняли из кабины аэростата разобранную на части мачту. Затем собрали ее, поставили – аэростат за это время уже отнесло ветром – вкопали в землю и укрепили растяжками. Только тогда дирижабль подплыл к мачте и смог пришвартоваться, но и после этого минут пять кружил вокруг неё, пока его не закрепили на земле тросами с разных сторон.

Когда дирижабль пришвартовался (он, кстати, носил гордое имя «Аполлон»), с него сначала «десантировались» разведчики и часть экипажа, а затем с их помощью спустили груз: взрывчатку, мины, РПГ, горелки и свёрнутые купола воздушных шаров.

После того как всё снаряжение сгрузили, разведчики под присмотром будущих пилотов начали собирать воздушные шары. Через полчаса сборка была закончена. Разведчики, следуя инструкциям пилотов и членов экипажа дирижабля, растянули купола по земле и, взявшись за их нижние края, приподняли ткань так, чтобы нижние клапаны открылись. После чего к ним подтащили мощные вентиляторы, тоже привезённые в дирижабле.

Под напором воздушной струи купол шара начал надуваться и заколебался, как поверхность моря в шторм. Я не знаю, как выглядит море в шторм, потому что моря никогда видел, но думаю, что оно выглядит именно так.

Когда купол стал походить на уже надувшийся пузырь, Ротор вбежал внутрь него, пробежался до верхнего отверстия (а всего купол был длиной метров тридцать), проверил верхний клапан, фалы управления, скрепляющие тросы и прочее. Убедившись, что всё в порядке, он вернулся обратно. Корзина шара тоже лежала на боку на земле, Ротор вскарабкался по ней до горелки, крикнул:

– Оттаскивайте вбок вентилятор!

И дал газ из горелки. Ярко-рыжая струя с фырканьем ушла внутрь голубого купола, тот сразу надулся ещё больше, его нижняя половина начала отрываться от земли.

– Ставьте корзину нормально! – крикнул Ротор.

Мы ввосьмером навалились на плетёную кабину, толкнули её в обратную от купола сторону. Тросы натянулись, корзина с глухим стуком ударились о землю, приняла вертикальное положение и почти сразу поднялась в воздух на полметра. Ротор дёрнул за управляющий фал, верхний клапан открылся, выпуская горячий воздух, и корзина опустилась обратно на землю.

– Всё, – теперь можно грузиться, – сказал Ротор.

А дирижабль, после того как в него забрались члены экипажа и загрузили вентиляторы, отшвартовался от мачты, заурчал моторами и начал плавно набирать высоту, забирая против ветра.

Моя группа быстро забралась в корзину. Я последним, хекнув, перепрыгнул через плетёную перегородку и коротко кивнул Ротору. Тот прибавил газу, под купол опять ушла длинная рыжая струя, и корзина начала подниматься.

Трудно описать ощущения отрыва от земли, особенно когда испытываешь это впервые. В Зелёном Городе мы так ни разу и не полетали, на инструктажах нам только объяснили, что можно и чего нельзя делать в полёте, мы потренировались спускаться на канатах с макета дирижабля, висящего в семи метрах над землёй.