Обсидиановая бабочка
Шрифт:
Я глядела на пару и высокого загорелого подростка и надеялась, что они мертвы, так как даже думать, что кто-то из них лежит в той больнице, было… не слишком уютно. Но к чему сомневаться – они действительно мертвы, и мысль эта утешала.
Я стала рассматривать индейские поделки, выстроившиеся на полках. Некоторые из них предназначались для туристов: копии разрисованных горшков, слишком новые, чтобы быть настоящими, самодельные куклы, вполне подходящие для детской, головы гремучих змей в бессильном броске, погибших еще до того, как их убийца открыл им пасти, чтобы
Но посреди этого туристского барахла лежали и другие вещи. Горшок за стеклянной перегородкой, с выбитыми кусками и выцветший до сероватого цвета яичной скорлупы. Копье или дротик над камином. Оно висело за стеклом, и на нем еще сохранились остатки перьев и жил с бисеринками. Наконечник копья был вроде бы каменный. Маленькое ожерелье из бус и раковин под стеклом, на потертых лентах из шкуры. Кто-то знал, что следует собирать, поскольку все, собранное за стеклом, казалось подлинным и явно ухоженным. А туристские подделки валялись сами по себе.
Я сказала, не поворачиваясь:
– Я не эксперт по предметам индейской культуры, но эти вроде бы музейного качества.
– Эксперты говорят то же самое, – ответил Рамирес.
Я обернулась к нему. Лицо его стало безразличным, и он выглядел старше.
– Это все законно?
Он слегка улыбнулся:
– Вы хотите спросить – не краденое ли это?
Я кивнула.
– Вот это мы смогли проследить, все куплено у частных лиц.
– А есть и еще?
– Да.
– Покажите, – попросила я.
Он повернулся и пошел по длинному центральному коридору. Теперь моя очередь была следовать, хотя я соблюдала дистанцию больше, чем они с Нортоном. И я не могла не заметить, как ловко сидят брюки на Рамиресе. Я покачала головой. Дело в его заигрываниях или я просто устала от двух мужчин, что у меня есть? Было бы приятно завести что-то не такое сложное, но в глубине души я понимала, что такой выбор мне уже не светит. Вот я и любовалась спиной шагавшего передо мной по коридору детектива Рамиреса и знала, что это ничего не значит. Разве что поубавилось бы их уважение ко мне, начни я крутить с одним из них. У меня не стало бы даже нынешнего еле заметного авторитета – я оказалась бы просто чьей-то подружкой. Анита Блейк, истребитель вампиров и эксперт по противоестественным явлениям, – это все-таки нечто. Подружка детектива Рамиреса – это полный ноль.
Эдуард направился куда и мы, но очутился далеко позади, почти у входа, когда мы уже выходили из коридора. Это он нам давал уединиться? Он что, считал флирт с детективом удачной мыслью или думал, что любой человек все-таки лучше, чем монстр, как бы этот монстр ни был мил? У Эдуарда если и были предрассудки, то только насчет монстров.
Рамирес остановился у конца коридора, все еще улыбаясь мне, как будто мы были на экскурсии в каком-то другом доме и с другой целью. Выражение его лица не соответствовало тому, чем мы должны были заняться. Он показал на двери по обе стороны коридора:
– Индейские предметы налево, кровища направо.
– Кровища? – переспросила я.
Он кивнул все с тем же приветливым лицом, и я придвинулась
– Кровища, – повторила я.
Улыбка осталась на месте, но уверенности в глазах стало меньше.
– Анита, со мной не надо изображать железную женщину.
– А она не изображает, – сказал подошедший наконец Эдуард.
Рамирес бросил на него беглый взгляд, потом снова уставился на меня.
– В ваших устах это серьезный комплимент, Форрестер.
Знал бы ты только, подумала я.
– Послушайте, детектив, я только что из больницы. Что бы ни было за этой дверью, хуже, чем там, оно не будет.
– Откуда вы знаете? – спросил он.
Я улыбнулась:
– Потому что даже при включенном кондиционере запах был бы похлеще.
Сверкнула яркая и, как мне подумалось, непритворная улыбка.
– Очень практично, – сказал он. – Должен был догадаться, что вы очень практичны.
– Почему? – нахмурилась я.
Он показал на свое лицо:
– Косметики нет.
– А может, мне просто плевать, как я выгляжу.
Он кивнул:
– И это тоже.
Он потянулся к двери, но я его опередила. Рамирес приподнял брови, но отступил на шаг и дал мне открыть дверь: дескать, я могу войти первой, – и ладно, так даже честно. Эдуард и Рамирес это зрелище уже видели. А у меня билет еще не был прокомпостирован.
11
Я ожидала обнаружить в комнате многое: пятна крови, признаки борьбы, может, даже ключ к разгадке. А чего я не ожидала найти – так это душу. Но как только я вошла в эту светлую бело-зеленую спальню, я уже знала, что душа здесь, держится под потолком и ждет. Это не первая душа, которую мне приходилось ощущать. Похороны всегда интересны: душа часто держится поблизости от тела, не зная, что делать, но через три дня она обычно уходит туда, куда ей положено.
Я таращилась на эту душу и ничего не говорила. Наделена ли душа физической формой, точно не знаю, но что она здесь – это факт. Я могла бы рукой в воздухе очертить ее контуры, знала примерно, сколько места занимает она, паря под потолком. Но я понятия не имела, как эта энергия, дух располагается в пространстве – так ли, как я, как кровать, как что-нибудь.
Я сказала приглушенно, будто боялась ее спугнуть:
– Давно они погибли?
– Они не погибли, – ответил Рамирес.
Я моргнула и повернулась к нему:
– То есть как?
– Вы видели Бромвеллов в больнице. Они оба еще живы.
Я посмотрела в его серьезное лицо. Улыбка исчезла. Я повернулась обратно к этой парящей сущности.
– Кто-то здесь погиб, – сказала я.
– Здесь никого не резали, – ответил Рамирес. – Как сообщает полиция Санта-Фе, именно этот метод использует убийца. А посмотрите на ковер. Если бы здесь кого-то разрезали, крови было бы больше.