Обсидиановый храм
Шрифт:
Разумеется, она привыкла к частому отсутствию мистера Пендергаста, но Констанс и Проктор исчезали крайне редко. Отсутствие всех трех казалось для нее странным. Особняк словно прибавил в размерах, он буквально давил на нее своим одиночеством и всепоглощающей пустотой, из-за которой миссис Траск чувствовала себя довольно неуютно. Каждую ночь, отправляясь спать, она закрывала не только дверь в свои комнаты, но и дверь, ведущую в помещения для слуг.
Она подумывала о том, чтобы позвонить, но поняла, что не знает ни номера мобильного телефона мистера Пендергаста, ни Проктора. У Констанс, конечно же, не было телефона — он ей был не нужен. Действительно, как только они вернутся, ей нужно будет сделать
В этот момент в парадную дверь тихо постучали.
Миссис Траск замерла. Посетители на Риверсайд 891 являлись редким — почти неслыханным явлением. За исключением недавнего появления лейтенанта д'Агосты, которого она сама просила прийти, домработница могла припомнить только два подобных стука в дверь за последний год. За первым из них последовали весьма тревожные события, а второй спровоцировал неожиданное путешествие мистера Пендергаста и Констанс в Эксмут, которое до недавнего времени, по ее мнению, закончилось трагедией.
Домработница оставалась стоять на месте.
Через несколько секунд стук повторился: настолько громкий, что, казалось, был слышен на весь дом.
Это не мое дело, — сказала она себе, — и открывать двери не входит в мои обязанности.
Тем не менее, что-то подсказывало ей, что в отсутствие кого-либо еще мистер Пендергаст хотел бы, чтобы она это сделала. В конце концов, сейчас стояло яркое солнечное утро… какова была вероятность того, что за дверью окажется разбойник или другой недоброжелатель?
Покинув библиотеку, миссис Траск снова пересекла приемный зал, прошла через длинную узкую столовую и вошла в прихожую. Массивная парадная дверь оказалась прямо перед ней, внешне напоминая зловещий портал: монолитная и без дверного глазка.
Пока миссис Траск стояла в замешательстве, раздался третий стук, от которого она едва не подпрыгнула.
Это было глупо.
Глубоко вздохнув, она отодвинула задвижку, отперла дверь и — с некоторым усилием — открыла ее. А затем она едва успела задушить крик.
Перед ней стоял мужчина, который, казалось, находился на последних стадиях истощения. Его рубашка была вся в пятнах и разорвана на лоскуты, внутренняя поверхность воротника была почти черной, полумесяцы высохшего пота темнели под мышками. Несмотря на ноябрь, на нем не было пиджака. Его брюки были, пожалуй, еще больше порваны, чем рубашка. Низ брюк на одной ноге напрочь отсутствовал, чем выставлял напоказ голую и невероятно грязную ногу. Другая брючина на голени была разрезана или, что, скорее всего, разорвана. Вся одежда с одной стороны тела — на плече и ноге — была сильно покрыта запекшейся кровью. Но больше всего миссис Траск взволновало изможденное и пустое лицо мужчины. Его волосы прилипли к его голове, как тюбетейка. Земля, грязь, кровь и пыль покрывали его тело настолько плотно, что ей было трудно распознать цвет его кожи. Его борода представляла собой запутанное крысиное гнездо и заканчивалась несколькими торчащими клоками. А его глаза напоминали два глубоко посаженных тлеющих уголька — настолько впалые, что попросту терялись в пурпурно-черных впадинах его глазниц.
Она уже схватилась за дверь и собиралась закрыть ее, когда поняла, что призрак, стоящим перед ней, был Проктором.
— Мистер Проктор! Боже мой! — воскликнула она, широко распахивая дверь. — Что с вами случилось?
Он сделал один нетвердый шаг, затем другой, и, в конце концом, рухнул на колени.
Тут же миссис Траск тоже присела рядом с ним, помогая ему снова подняться на ноги. Суда по всему, он исчерпал все свои силы.
— Что случилось? — повторила она, ведя его через столовую. — Где вы были?
— Это долгая история, — его голос звучал тихо, едва громче
— Конечно. Я принесу вам немного бульона.
— Констанс... — пробормотал он.
— Ее здесь нет. Я не знаю, куда она ушла, но думаю, что лейтенант д'Агоста сможет помочь это выяснить. Вы должны спросить его.
— Я спрошу.
— Но у меня есть замечательные новости. Или может быть, вы уже знаете? Мистер Пендергаст жив. В конце концов, он не утонул. Насколько я поняла, примерно неделю назад он ненадолго вернулся сюда, а затем снова ушел.
На несколько мгновений его потухший взгляд засветился.
— Хорошо. Это хорошо. Завтра я позвоню лейтенанту д'Агосте.
Они уже находились на середине приемного зала, когда Проктор внезапно остановился.
— Миссис, Траск?
— Да?
— Я думаю, что отдохну прямо здесь, если вы не против.
— Но позвольте мне хотя бы довести вас до дивана в библиотеке, где вам будет...
Но она даже не успела договорить, потому что Проктор ослабил хватку и медленно соскользнул на холодный мраморный пол, тут же погрузившись в глубокий обморок.
Одна неделя спустя.
3 декабря
Пендергаст отложил толстый фолиант, который читал — блестящий Дуглас Хофштадтер [203] и его местами заумные «Гёдель, Эшер, Бах» — и взглянул на Констанс Грин. Она сидела напротив него с вытянутыми ногами и со скрещенными лодыжками, лежащими на кожаной скамеечке для ног, попивая чай «Меланж Эдиар» [204] с молоком и сахаром, и смотрела на огонь в камине.
203
Дуглас Роберт Хофштадтер (род. 15 февраля 1945, Нью-Йорк) — американский физик и информатик; сын лауреата Нобелевской премии по физике Роберта Хофштадтера. Получил всемирную известность благодаря книге «Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда», опубликованной в 1979 году и в 1980 году получившей Пулитцеровскую премию в категории «Нехудожественная литература».
204
«Меланж Эдиар» (англ. Hediard M'elange ) — китайский листовой черный чай, деликатно приправленный бергамотом, лимоном и сладким апельсином, имеет полнотелый и восхитительный вкус.
— Ты знаешь, что я только что понял, Констанс? — спросил он.
Она оглянула на него и приподняла брови в немом вопросе.
— В последний раз, когда мы вместе сидели в этой комнате, нас посетил Персиваль Лейк.
— Ты прав. И это, как говорится целая история, — и она вернулась к чаепитию и созерцанию огня.
Миссис Траск и Проктор тихо прошли через дверь библиотеки. Экономка уже давно оправилась от потрясения и была просто рада, что вся семья снова в сборе. Проктор тоже был похож на старую стоическую версию самого себя, и единственным оставшимся признаком, указывающим на перенесенные им испытания, стала небольшая хромота — как он объяснил, результат укуса льва и затяжного перехода почти в двести миль [205] по нехоженой пустыне.
205
200 миль — примерно 320 км.