Обсидиановый нож (сборник произведений)
Шрифт:
Над лесом, к югу от поселения, поднималась «поющая стрела» — тростниковая палочка со свистком и парой листьев вместо стабилизатора. Охотничий сигнал тревоги. И, едва умолк ее вибрирующий свист, как в наступившей тишине все услышали крик Гонца:
— Малоголовые переправляются через Рагангу-у! Мало-головые-е…
До этой секунды Колька стоял в оцепенелом созерцании, это с ним бывало изредка: все видишь и слышишь как обычно, но вчуже, как не относящееся к течению жизни. Он с некоторым трудом преодолел себя и побежал к центру поселения. Последнее, что он увидел с берега, был гигант Лахи, скачками
Каста Охотников была в Равновесии единственной централизованной системой, но действовала эта система четко. Когда Колька вместе с другими прибежал к «Охотничьему дому», дежурные Охотники уже приготовили и разложили на поляне луки, колчаны с тупыми и боевыми стрелами и прочее снаряжение. Пронзительно мяукали гепарды, привязанные к деревьям, боевые обезьяны дожидались своих Охотников — поворачивали могучие шеи. Колька подхватил первый попавшийся лук. Поколебался — не заскочить ли домой за пистолетом, и решил вместо того забежать в лечилище. Но едва он отошел от Охотничьего дама, как увидел Дхарму, бегущую навстречу, за оружием. Он плохо представлял себе, что там за малоголовые переправляются через реку Рагангу. Не страшнее ведь они, чем саблезубые тигры. Один залп из луков — и нету их. Но увидев тонкое, встревоженное личико Дхармы, он вспомнил: Господи, в них же стрелять нельзя… И он повернулся, и потом уже неотступно следовал за Дхармой.
Тревога гудела под деревьями, на полянах, у кузниц. Тонко, зло ржала лошадь — в толпе Кузнецов крутился всадник, потрясал луком. К югу от поселения над Рагангой парили птицы Рокх. Между двумя боевыми обезьянами пробежал знакомый Охотник, на ходу показывая рукой — вперед, вперед! Через минуту и Колька бежал с Дхармой к берегу, сзади и впереди дробно стучали ноги, то и дело их обгоняли собаки, беззвучно уносились по просеке…
— Что с Гийкхагом? — спросил Колька на ходу.
— Будет жить.
— Он увидел малоголовых?
— Увидел.
— Много их на реке?
— Не знаю.
Как тогда, при охоте на Большегубых, они вынеслись на высокий берег — у перекрестка тропы стоял патрульный Охотник и направлял бегущих налево, вниз по течению. Узнав Адвесту, он показал рукой — там Джаванар, на мысу. Они пробежали направо и увидели старшего Охотника.
Лёссовый берег, подмытый рекой на повороте, нависал над водой острым мысом, напоминавшим по виду перевернутый утюг. Справа и слева была видна Раганга, гладкая и ровная в безветрии. И вода, и берега были совершенно безлюдны, казалось, что Джаванар забрел в пустынную местность, чтобы полюбоваться видом. Но едва Колька ступил на мягкий, пружинящий под ногами лёсс и охватил глазами огромные пустые пространства, как стало отчетливым ощущение беды — оно выступило из тишины, как звук рожка перед боем.
— Никого не видно, — проговорил Колька, чтобы нарушить тишину.
Джаванар сморщился. Протянул руку и указал на противоположный берег:
— Они там. Мы отбросили передовых, но там их тысячи. Во имя Равновесия! — воскликнул он. — Такой беды еще не бывало.
— Но вы их отбросили, — растерянно возразил Колька. — Думаешь, они сделают еще попытку? Что им нужно?
— Поток, — сказал Охотник. — Они в потоке, как бывают олени, белки или птицы, во имя Равновесия… никогда! —
Колька побледнел, он почувствовал — кровь отливает от лица — так ясно вдруг представились люди, не олени, белки или птицы, а люди, которых непонятная для них сила гонит вперед, гонит в воды Раганги, если на пути река, и под разящие стрелы Охотников, если на пути Равновесие.
— Граница, — прохрипел Джаванар. — Мы должны, должны, должны были предвидеть, должны были знать заранее…
— Идут, — перебила его Дхарма. — Смотри, Адвеста.
Она передала Кольке уже знакомую трубу, подаренную Джаванару Гийкхагом, ту самую, в которую он увидел малоголовых.
На низком, болотистом берегу копошилась грязно-серая толпа. Поймав резкость, Колька увидел мужчин и женщин, одинаково покрытых полузасохшей тиной, неотличимой от рваных, вытертых шкур, свисавших сзади на поясницу и ляжки. Они подтаскивали к берегу куски бамбуковых стволов, бросали их в воду и плыли. Над каждым бревном, медленно продвигавшимся от берега, торчал каменный топор, рядом ныряли блестящие от воды головы, по три-четыре на бревно. В тишине полудня шлепанье бревен, кидаемых в воду, должно было разноситься далеко по реке. Люди молчали. Они совершенно не обращали внимания друг на друга, их движения казались сомнамбулическими — бревно летит в воду, несколько человек прыгают за ним, потом те, кому не хватило места, возвращаются.
Джаванар был прав. Наверняка больше тысячи серых фигур высыпало на берег Раганги, река покрылась бревнами, как при ледоставе. Мельком оглядев воду, Колька Карпов снова впивался в страшных, тихих, сутулых людей — сквозистые курчавые бородки, вислые тощие груди, выпяченные животы, молчаливая, паническая суета. В нескольких местах бегали мелкие красношерстные собаки. Потом из тени проступили кучи шкур, бесформенные кочки — матери, не захотевшие расстаться с детьми, сидели в неподвижности отчаяния.
Телескоп был слишком мощный, он выхватывал единичные фигуры, не целиком даже фигуры, а наполовину, и всякий раз, когда в поле зрения попадало лицо, Колька чуть охал от неожиданности — в этих лицах было так много человеческого, они были так сумрачно сосредоточенны, неподвижный взгляд казался таким целеустремленным, что стало необходимо найти этому какое-то объяснение, найти немедля и предотвратить страшную ошибку, преступление.
«Мы не убийцы», — кричал только что Джаванар.
Вот мужчина, почти безбородый — молодой, по-видимому. Стариков не видно, детей — тоже, кроме нескольких грудных. Вот он снова, тащит за один конец бамбук, оступается, тащит. Неловко бросает в воду — садится, не рассчитав отдачи. Поднимается. Поднимает голову совершенно обезьяньим движением. Подбородка у него почти нет, он еще молод, борода не успела вырасти.
Может быть, мгновение Колька смотрел в трубу, но ему показалось — прошли столетия. Широкий, косоплечий волосатый человек стоял на том берегу и думал. Бревно, которое он приволок с таким трудом, отплыло уже далеко от берега, ныряло — над ним покачивались три головы. Как это вышло? Он притащил бамбуковину через джунгли, бросил в воду, а для него места не осталось… Он бросается в поток, находит место у другого бревна, плывет.