Обвал
Шрифт:
— Руки за спину и замри! Я, значит, убью тебя, если ты шевельнешься! — добавил Сучков, когда связал Мольтке руки и засунул в рот тряпичный кляп.
Ишак оказался неподалеку, с надетым на морду недоуздком. Мольтке Сучков посадил на ишака, и они тронулись узенькой тропинкой, ведущей по дну глубокого ущелья. Мольтке что-то мычал, пытаясь выплюнуть кляп, а Сучков шел рядом и молчал, лишь изредка погонял ишака палкой, когда тот заупрямился при переходе горного ручья.
На третий день они вышли в расположение полка. Сучков вынул изо рта Мольтке кляп, и немец закричал:
— Майн гот! Что теперь подумает обо мне профессор?!
Кажется,
— Что это за шум? И по какой причине?
Цааг отрапортовал:
— Тут неподалеку горбольница. Так мы решили переселить оттуда раненых и больных в другое место, подыскали дом.
Теодор осушил платком губы, потом возвел взгляд на глухой простенок, на котором в рамке под стеклом были начертаны слова: «Непоколебимое решение фюрера сровнять с землей Москву и Ленинград, чтобы избавиться от населения этих городов». Затем, отпив два глотка кофе по-турецки, пожал плечами:
— Цааг, я не понимаю нашего интенданта! Сейчас же прикажите от моего имени пиротехникам немедленно взорвать больницу со всеми ее потрохами! Вольные и раненые — это лишние рты! Взорвать! Взорвать и доложить…
Через некоторое время за окнами раздался громоподобный взрыв, и вскоре в кабинет вернулся толстенький Цааг, вскинул руки, доложил:
— Подчистую, господин профессор!
— Водочки хочешь? — предложил Теодор лейтенанту граненый штоф. О взрыве больницы с ее многочисленными обитателями Теодор, видно, уже и забыл. — Выпей и скажи мне, что могло случиться с Фридрихом Мольтке… В общем-то, черт с ним, пошлем другого, лейтенанта Никкеля… За хорошие деньги он сделает все, что мы прикажем.
— Едва ли, — усомнился Цааг. — Мольтке заменить трудно…
Теодор опять поднял взгляд на рамку, но тут ему доложили, что к нему просится на прием господин коммерсант Адем…
— А-а, попался! Этого я приму и дам понять, кто теперь из нас всадник, а кто лошадь! Цааг, зови.
Но перед Адемом хотел попасть к Теодору начальник отдела абвера генерал фон Мюнстер, профессор ему отказал. Мюнстер, однако, не стерпел отказа: в коридоре он послал к черту Цаага и, громко стуча каблуками, вошел в кабинет.
— Господин капитан, это уж чересчур! — с ходу бросил сухопарый, затянутый в ремни Мюнстер. — Я по работе непосредственно связан с вами. Вы обязаны информировать меня, так же… как и я обязан. — Абверовец расстелил карту по всему столу, перегнулся. — Вот село Гизель, — ткнул он пальцем в нанесенный на карту квадратик, обведенный жирным кружком. — По моим данным, господин Теодор, сюда выдвинута оперативная группа штаба Закавказского фронта противника. Господин генерал-фельдмаршал фон Клейст требует от разведотдела уточнить, появилась ли и в самом деле оперативная группа русских. Ибо на этом направлении по Военно-Грузинской дороге в ближайшее время мы двинем свои войска с целью
Фон Мюнстеру показалось, что он слишком повысил голос на Теодора, тоже рассматривающего карту, и потише продолжал:
— В район Гизель поступают резервы, свежие силы русских. Формированием занимается генерал Акимов, он напорист, энергичен… Мне известно, Теодор, что ваш агент Мольтке находится где-то в Алагире или под Орджоникидзе, — все показывал генерал Мюнстер районы и называемые им города на карте. — Нельзя ли Мольтке подстегнуть с делом?
— Устранить Акимова? — пыхнул сигарой Теодор. — О фон Мюнстер!.. Оказывается, и вы не прочь влиться в мои «эскадроны смерти»! — прищурился Теодор и, заметя, что генерал немного стушевался, сказал властным голосом: — Всех советиков надо подряд. Вот читайте, — показал он на рамку со словами Гальдера.
— Воля фюрера! — громко сказал фон Мюнстер. — Я надеюсь на вас, Теодор, и доложу фельдмаршалу фон Клейсту! — И он вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
В кабинет вошел коммерсант Адем.
— Имею честь обратиться к вам, мой друг Теодор! — воскликнул он и прытко сел в кресло с высокими ножками и царственной спинкой. — О Теодор, как тебе повезло! Ты ведь еще до войны бывал на Кавказе в составе специалистов фирмы Круппа «Друсаг»…
Теодор покривился.
— Ты не кривись, а радуйся, мой друг! — продолжал Адем. — Деловые люди Германской империи ценят твое возвращение на Кавказ. Мой друг, в этих местах есть где развернуться деловому человеку. Мы, немцы, весьма предприимчивы. Я бы хотел заняться винными заводами. И не прочь взяться за коневодство. Я имел разговор по этим делам с господином фон Клейстом. Но он чисто военный человек, послал меня к вам, мой друг. А ты ведь профессор, доктор земледелия…
— Так, так, — с улыбкой произнес Теодор. — Ну а теперь скажи, кто из нас лошадь, а кто всадник?
— О, да ты, профессор, памятливый! — принахмурился Адем. — Я готов выплачивать тебе пять процентов годовых. Однако у меня есть к тебе и другая просьба… Нельзя ли, мой друг, поумерить пыл твоих эскадронов? Иначе кто же будет работать, если всех русских под метлу сгребать туда… как ты, мой друг, объявляешь, «туда, откуда начинается хвост редиски». Чуть бы полегче, а?
Теодор вскочил:
— Я имею свободу рук от самого фюрера! И ты меня не учи! Так кто же всадник, а кто лошадь?
В зашторенном черном «бенце», в котором он мчался в Кисловодск вместе со своими испытанными телохранителями, Теодору снова пришла в голову мысль: кто же он есть на самом деле в теперешней Германии, получивший из уст фюрера полную свободу рук? «Все считают меня разведчиком. А на самом деле?.. Почему, скажем, господин Мюнстер — фон и генерал, а я всего лишь капитан, без всяких титулов, — не может проявить твердость по отношению ко мне? Так кто же я на самом деле?.. Может, и сам фюрер в свое время ставил перед собой такой вопрос? — подумал Теодор и невольно оглянулся: на заднем сиденье похрапывали с открытыми ртами, запрокинув головы на спинку сиденья, его охранники. — Они глухи и слепы. — Теодор покосился на шофера, гнавшего машину на бешеной скорости, опять подумал: — Таких бы побольше в мои эскадроны… Смел, точен в своих обязанностях. И главное — не думает, куда и зачем он гонит».