Обвал
Шрифт:
— Точно! — воскликнул Бугров. — Андрей Петрович, я уже кое-что знаю об этой дивчине со слов комкора Кашеварова.
— И все же, братцы, — сказал Кравцов, — это не женское дело — брать «языков». И к тому же как еще отнесутся к ней разведчики? Все же дивчина, справится ли? Служба крутая, не вечер танцев.
На этом они разошлись по своим делам. Кравцова потянуло к разведчикам…
Разведвзвод размещался в ветхом, полуразрушенном сараюшке. Сержант Петя Мальцев на правах помкомвзвода приказал выбросить сохранившиеся от мирного времени кормушки, вход завесить брезентом и на дверях написать: «Вытирай
— Ты что, слепой?! Так могу очки прописать! Или неграмотный? Видишь, что написано?! — Мальцев показывал на притолоку. — Читай!
Рубахин врастяжку отвечал:
— Гигиена… Как в пекарне… — и, отбросив полог, тяжело падал на хрустящую солому, снимал пилотку и долго крутил ее на указательном пальце, рассказывая, как вольготно ему жилось в пекарне, как Мани, Сони и разные Ксюши — лазоревые цветочки — липли к нему без всяких с его стороны усилий. Как все там шло хорошо, и мог бы до победы дотянуть в этой пекарне, да очкарик, сухонький капитан интендантской службы, однажды вежливо попросил: «Товарищ Рубахин Родион Сидорович, вот вам направление на передовую. А хлеб девушки будут печь. Поезжайте. Вы для любой роты — находка, шестипудовые мешки играючи одной рукой поднимаете». — И житье было, Петруха! А в вашем взводе черт-те что — ни водки, ни баб! Гигиена…
Мальцев плохо знал Рубахина — тот появился во взводе недавно, и в разведку его пока не посылали: обживался, присматривался.
Дрогнул полог, и в сарай вошла Сукуренко, одетая в стеганые брюки и фуфайку. Маленького роста, с темными волосами, выбившимися из-под ушанки, она остановилась у порога, ожидая, когда на нее обратят внимание.
Первым ее заметил Рубахин. Позабыв сразу о Мальцеве, встал, вразвалочку подошел к Марине.
— Вы к нам? — И, не дожидаясь ответа, сказал сержанту: — Петруха, гляди, какого ангела послал нам небесный грешник.
— Вам кого, товарищ… девушка? — спросил Мальцев.
— Васю Дробязко…
— Это такой лохматый, похожий на цыганенка? — вспомнил Петя. — Вчера приходил во взвод, просился к нам. Да майор Бугров увел его с собой в штаб, сказал, что он сам решит, куда послать ефрейтора Дробязко.
— Да что ты, сержант! Это ж я! — выдвинулся вперед Рубахин, подмигивая Мальцеву. — Ты посмотри: лохматый! — Он тряхнул головой. — И фамилия моя Дробязко. Ангелочек, я тот и есть, кого ищешь, бери меня скорей и тащи хоть на край света. — Он положил тяжелую руку на плечо девушки.
Сукуренко вывернулась, отступила.
Мальцев сказал:
— Ищите Дробязко в штабе полка.
Рубахин наклонился к Сукуренко, что-то шепнул ей на ухо. Она улыбнулась и сделала еще шаг назад, поправляя сползшие на лоб волосы.
Рубахин обнял Сукуренко, но какая-то сила рванула его в сторону, и он грохнулся на пол. Еще не соображая, кто его так ловко сшиб, он вскочил, обернулся. Мальцев с открытым от удивления ртом стоял в сторонке. Наконец поняв,
— Слушай… Я же шестипудовые мешки одной рукой поднимаю! Слушай… — И, хохоча, обхватил снова Марину за плечи, пытаясь привлечь к себе.
Но опять какая-то неведомая сила подкосила его, и он, теряя равновесие, упал под ноги вошедшему в сарай Кравцову. Подполковник перешагнул через Рубахина.
— Встать! — скомандовал он. — Что здесь происходит?
— Это она его так ловко припечатала! — сдерживая смех, ответил Мальцев.
Кравцов взглянул на Сукуренко и неожиданно для себя только сейчас заметил на ногах у девушки не по размеру огромные кирзовые сапоги, ложку, торчащую за голенищем, большие часы на руке, — заметил и почему-то удивился тому, что не увидел всего этого раньше, когда знакомился и разговаривал в штабе с лейтенантом Сукуренко. В груди у Кравцова шевельнулось что-то непонятное — досада, сожаление, грусть? — и он, позабыв о том, ради чего пришел к разведчикам (надо было распорядиться о порядке учебных тренировок), сказал:
— Идемте, лейтенант Сукуренко, вас ждут в штабе.
…Он старался идти впереди, но она не отставала, шагала рядом, а иногда опережала его, мельтеша перед глазами, с руками, засунутыми в карманы брюк. Кравцову хотелось сказать, чтобы она вынула руки из карманов, что военным это не положено, и вообще чтобы не бравировала своим особым положением как женщина. Однако сказать все это он почему-то не мог и сам не знал, что с ним сейчас происходит, злился на себя, ругал, что не может проявить строгость, и все думал, куда бы ее пристроить. «Пошлю командовать хозвзводом, — рассудил наконец Кравцов, закуривая на ходу. — Разведка не женское дело, пойми ты это».
Сукуренко замедлила шаг, и он понял это по-своему:
— Хотите папироску?
— Не курю…
— И то хорошо…
— А что плохо, товарищ подполковник?
Он отвернулся, выпустил изо рта струю дыма.
— Как мальчишка! — сказал он с досадой. — Борьбу затеяли с солдатами… Лей-те-нант!
— Я защищалась…
Он остановился:
— Да вы что, серьезно?.. Рубахина одолели?
— Серьезно. Приставать больше не посмеет… Рубахина вообще надо держать в крепких руках.
— Ну-у! — удивился Кравцов.
— Я его обстругаю…
Так с разговором вошли они во двор, где размещался штаб полка. Подполковник поднялся по скрипучим ступенькам, прошелся по гнущемуся полу крыльца, остановился подле деревянного столбика, в нескольких местах изрезанного осколками, сосчитал рваные отметины, сказал:
— Видите, снаряд разорвался рядом, — он показал на воронку во дворе, — стодвадцатимиллиметровый… Ну что же, придется вас откомандировать назад, у меня нет должностей…
— Я из полка не уйду, товарищ подполковник.
В дверях показался Бугров.
— Ну как, дозвонился Кашеварову? — спросил Кравцов у замполита.
— Генерал разрешил допустить временно, потом, сказал, видно будет…
— Видно будет… — Кравцов закурил. — Да… Вот что, лейтенант Сукуренко, к разведчикам поступает пополнение. Я думаю, вы поможете нам сколотить взвод. Согласны?
— Это приказ? — спросила Сукуренко.
— Да!
— Разрешите выполнять?
— Выполняйте.