Обвинение предъявлено
Шрифт:
Была создана следственная бригада, куда вошли, кроме Сацевича, три следователя из районной прокуратуры и два — из районного отделения милиции. Возглавлял бригаду Михаил Константинович Карпович. Для начала взяли на учет все имеющиеся документы: заявления жителей этих деревень, протоколы допросов, результаты осмотров мест, где были совершены преступления, данные экспертиз, вещественные доказательства и т. д. — все, что относилось к делу.
При этом обнаружилось, что часть документов сгорела во время пожара,
— Кстати, — сказал при этом Карпович своим помощникам, — полагаю, что именно об этих бумагах в первую очередь и думали преступники, они им мешали.
Пришлось пропавшие документы восстанавливать, заново опрашивать людей, снова проводить осмотр места происшествия.
Когда все документы были собраны, Карпович разработал более конкретный план действий, и каждый член бригады занялся своим делом. В эти дни помещение прокуратуры было похоже на штаб, куда приходили участковые уполномоченные, колхозники, помогавшие органам следствия, сельские активисты.
Следователи внимательно изучали документы, сопоставляли факты, спорили друг с другом.
— Посмотрите, Михаил Константинович, — в кабинет прокурора, который занял сейчас Карпович, вошли два молодых следователя из райотдела МВД, — случайное ли совпадение?
И они положили перед Карповичем два документа: протокол осмотра места взрыва дома участкового уполномоченного Гусевича и такой же протокол осмотра места, с которого велась стрельба в оперативного работника уголовного розыска Озерчука. И там и там сразу же после совершения преступлений дотошный следователь зафиксировал дорожку следов, оставленных преступником.
Длина шага — 47 сантиметров и ширина шага могут быть одинаковыми у многих людей. Но молодые следователи обратили внимание еще на одну деталь: и в той и в другой дорожке следов не отмечалось угла шага. А известно, что это признак косолапия, явление, не такое уж распространенное. Значит, в день совершения преступления и во дворе Гусевича, и во дворе Озерчука были два человека — с одинаковой длиной и шириной шага и одинаково косолапые. И оба были недовольны работниками милиции. Совпадение? Случайность?
— Вы правы, — сказал Карпович, — это надо проверить. Допросите Озерчука и Гусевича.
Дмитрий Озерчук, написавший после покушения на него такое тревожное, взволнованное письмо, вынужден был в конце концов, как он и писал, покинуть район. Он переехал в Пуховичи. Это был молодой еще, рослый, широкоплечий человек с загорелым по-крестьянски лицом — верный признак того, что работник милиции не отсиживается в кабинете.
— Извините, что пришлось побеспокоить вас, — сказал ему Карпович, — мы расследуем дело по поводу покушения на вашу жизнь ночью девятого ноября. Расскажите обстоятельства дела.
Озерчук смотрел первую минуту, ничего
— Вы... Это что, серьезно? — наконец спросил он.
— Вполне.
И тут он вдруг не выдержал и заплакал. Сильный, большой мужчина, не раз встречавшийся с вооруженными преступниками, он сейчас не выдержал.
— Вы простите меня, — сказал он, и судорога прошла по его покрасневшему лицу, — первый раз в жизни я спасовал. Первый раз вдруг подумал, что уйдут преступники безнаказанно... Поверил в это. Ведь меня ошельмовали... Вы читали. Я пострадал от рук бандитов, и меня же следователь обвинил в браконьерстве.
— Успокойтесь, Озерчук, — сказал Михаил Константинович. — Я так не думаю. Кого подозреваете?
— Наливайко, — убежденно, как о чем-то давно решенном, сказал Озерчук. — Это его рук дело.
— Почему вы так в этом уверены?
— Вместе с участковым уполномоченным Гусевичем мы дважды привлекали его к уголовной ответственности за злостное хулиганство. Терроризировал деревню. Угрожал. Избил секретаря комсомольской организации.
— Причины?
— Видите ли, я думаю, что он мстит за отца. Отца его партизаны расстреляли. Служил у немцев. А он был еще мальчишкой. Сам этого даже не помнит. Но у него есть учителя. Они его подбивают на это.
— Кто?
— Юхневич, Снегуров. Гнусные люди. Поинтересуйтесь ими детально. И не только настоящим, но и прошлым.
Заявление Озерчука в первой его части подтвердилось тут же: в суде были найдены уголовные дела по обвинению Наливайко Ивана в злостном хулиганстве. Следствие вели Озерчук и Гусевич.
Допрос Гусевича пришлось отложить: он еще не оправился после полученного ранения и лежал в больнице в Минске.
— Наливайко? — переспросил прокурор района Сергиевич. — Подождите, не тот ли это Наливайко...
Прокурор ушел в соседнюю комнату и через несколько минут вернулся с папкой в руках. Он полистал подшитые в ней бумаги и, найдя нужную, подал Карповичу:
— Посмотрите, Михаил Константинович, не он ли?
В официальных документах было сказано, что Наливайко Юлиан, 1933 года рождения, уроженец деревни Кольно, при задержании его работниками милиции оказал вооруженное сопротивление, ранил милиционера Стенина и был убит другим милиционером — Лукиным.
Допросы родственников и знакомых Наливайко подтвердили предположение следователей: да, он действительно был косолап. Но, кроме того, в их разноречивых показаниях нельзя было не заметить и еще одну существенную деталь.
— Вы знаете, Михаил Константинович, — говорил вечером Сацевич, — близкие родственники утверждают, что отец Наливайко был убит партизанами, хотя он, дескать, им помогал. Да и Озерчук сказал то же. А вот Семен Буравкин, сам боец партизанского отряда, говорит другое.