Объявление войны. Убийство людей ради спасения животных и планеты
Шрифт:
У меня есть личный опыт, живописующий этот аспект. Одним «любителям» лошадей как-то рассказали о коне, которого плохо кормили, и они пришли в ярость от того, что полиция отказалась вмешаться. Они казались людьми, неравнодушными к нуждам лошади. Однако они удивили меня, когда я спросил их: «Что вы думаете по поводу лошадей, которых заставляют катать туристов?» Они не обрушились на эту практику с тирадой, сетуя на то, что подобное обращение с лошадьми — это поддержание рабства и кощунство. Вместо этого они ответили: «Об этих лошадях заботятся. Их хорошо кормят, за ними достойно ухаживают. И они — рабочие
Освободители интерпретируют подобные проявления как иллюстрацию того, что люди могут бесконечно дурить себя, думая, что они испытывают сопереживание, в то время как они проецируют на других свои ощущения и предположения относительно того, кто что, по их мнению, чувствует. Сколько раз вы испытывали сильные эмоции после какого-то волнующего события, и кто-то обязательно говорил, — причем ошибался при этом, — что знает, каково вам? Вот как работает эта проекция. Люди обращаются с окружающими, исходя из собственной реальности, вместо того, чтобы пытаться действовать в рамках их реальности. Большинство людей не имеет даже приблизительного представления о том, что чувствуют окружающие. Они используют разум, чтобы строить предположения, отталкиваясь от того, что знают, кто вы и как вы реагируете на определенные ситуации.
Но сопереживание не имеет ничего общего с работой мозга. Это способ общения, для которого не требуются слова. Это происходит интуитивно. Имея дело с обществом, которое недооценивает интуицию и переоценивает интеллект, не стоит удивляться тому, что люди не развили навыки сопереживания.
Вот почему люди могут любить свиней и при этом говорить, что убивать их ради мяса — это нормально. Если они будут чувствовать, что в этом нет ничего зазорного, и проецировать свои ощущения на свиней, тогда они смогут убедить себя в том, что сами свиньи каким-то образом тоже нормально себя чувствуют в связи с этим. Дальнейшая поддержка этой иллюзии проявляется в неспособности свиней ответить на ложные умозаключения словами, объяснив, что предположения о чувствах, которые им приписывают, ошибочны.
Освободители уверены, что подлинное сопереживание окружающим затруднено. Оно требует терпения, незамутненного разума и желания увидеть реальность иначе — такой, какой ее видят другие. Это задача достаточно сложна для людей, даже когда они взаимодействуют с себе подобными. Мы получаем напоминание об этом всякий раз, как вступаем в контакт с другой культурой. Внезапно наши представления о нормах поведения перестают быть незыблемыми. Но общение с другими человеческими культурами — это еще сравнительно просто. Взаимодействие с животными намного сложнее. Поведение крыс, летучих мышей и норок поистине чуждо человеку.
Освободители утверждают, что взгляд мира глазами животного требует отказа от антропоцентрического подхода в рассмотрении нас и других созданий и принятии биоцентрического видения мира. Мы можем так никогда и не понять поведение всех существ, но мы должны осознавать, что мы живем на одной планете и имеем дело с единой физической реальностью. Чем больше мы воспринимаем себя, как животных, связанных с другими созданиями, а равно и с растениями, водными потоками, камнями, облаками и всей природой в целом, тем выше будет наша
Освободители думают, что для большинства людей это непосильная задача, потому что большая часть людей живет в своих собственных мирках и не знает, как общаться с окружающими. Таково следствие отчуждение от природы, в том числе от их собственной животной натуры. Чем больше отчужден человек, тем меньше его способность отождествить себя с другими людьми или с животными. Это происходит потому, что отождествление требует понимания себя. Проще говоря, чтобы понять, чего хотят другие, сначала нужно понять, чего хочешь ты.
Чтобы сделать сопереживание животным еще менее возможным, людям талдычат, насколько они отличаются от других биологических видов. У людей есть душа, у животных — нет. У людей есть мысли и чувства, у животных — нет. Мы сотворены по образу и подобию Божьему. Мы наделены правом доминировать над другими животными. Мы — избранные создания.
Даже разграничение между людьми и животными, которое поддерживается зоозащитным движением, подразумевает, что мы отличаемся от них. В результате люди не воспринимают как животных животными. Как может кто-то развить в себе сопереживание тем, от кого он по определению разительно отличается? Освободители утверждают, что это невозможно.
Освободители считают, что сопереживание необходимо для нравственного поведения. Преграды на пути к истинному сопереживанию затрудняют нравственное поведение людей по отношению к животным даже в случае добросовестных личностей, не говоря уже о незаинтересованных представителях нашего вида.
Еще одно противоречие с этичным поведением может проистекать вот из чего. Поскольку освободители утверждают, что корень человеческой жестокости лежит в отчуждении человека от природы, быть может, любители животных должны избавить людей от боли — то есть, для начала «исцелить» человечество? В результате излеченные люди могли бы в конечном счете начать помогать угнетаемым животным. Иными словами, мы не сможем помочь животным, пока не удовлетворим человеческие потребности.
Освободители говорят, что этот тезис окружают два ошибочных предположения. Первое гласит, что люди по природе своей добродетельны. Смехотворность этого заявления будет подробно рассмотрена в Главе 5. Сторонники второго предположения считают, что исцелить человека возможно, обычно посредством образования, разумных дебатов, безоговорочной любви и терпения. Мы уже обсуждали это заблуждение. Для освободителей подобный подход — это скрытый антропоцентризм. Попытки «исцелить» людей, чтобы спасти животных, тщетны.
Во-первых, боль, которая приводит к необходимости контроля, проистекает из глубочайшего экзистенциального кризиса человека; проблемы, к решению которой никто даже не приблизился за всю известную нам историю. Люди никогда не чувствовали себя на этой планете, как дома.
Наше отчуждение служит едва ли не определением того, что значит быть человеком. У нас попросту нет ответа на базовый экзистенциальный вопрос, и мы вряд ли его когда-нибудь найдем. В нем заключена причина нашей вечной тревоги и жажды контроля. Эту проблему не решить дебатами и образованием.