Объявлено убийство

Агата Кристи

— Значит, — сказал он, — если бы в тот вечер вас убили, по меньшей мере двум людям досталось бы огромное наследство. Мисс Блеклок, вы говорили, что ни у кого нет оснований желать вашей смерти. Так вот: вы ошиблись! По крайней мере, два человека в этом жизненно заинтересованы. Сколько сейчас лет братцу и сестрице?

Мисс Блеклок задумалась.

— Дайте сообразить. Тысяча девятьсот двадцать второй год… Нет, мне трудно припомнить… Думаю, лет двадцать пять — двадцать шесть. — Лицо ее посерьезнело. — Но не думаете же вы, что…

— Я думаю, что кто-то стрелял в вас, пытаясь убить. Думаю,

этот человек или эти люди захотят повторить свою попытку. Мне бы хотелось, чтобы вы были очень-очень осторожны, мисс Блеклок, постарайтесь. Одна попытка сорвалась. Полагаю, весьма скоро за ней последует вторая.

Филлипа Хаймс выпрямилась и откинула прядь волос со вспотевшего лба. Она пропалывала цветочный бордюр.

— Да, инспектор?

Филлипа вопросительно посмотрела на него. Он, в свою очередь, взглянул на нее более придирчиво, чем в прошлый раз. Ничего не скажешь, симпатичная девушка, чисто английский тип: светло-пепельные волосы, удлиненное лицо. Упрямый подбородок и рот. Она была чем-то удручена, обеспокоена. Но пристальный взгляд голубых глаз не выдавал ничего, абсолютно ничего. Да, эта девушка умеет хранить тайны.

— Извините, что опять отрываю вас от работы, миссис Хаймс, — сказал он, — но мне не хотелось ждать, пока вы придете на ленч. Кроме того, я решил, что, может, нам удобнее будет поговорить здесь, а не в Литтл-Педдоксе.

— Слушаю вас, инспектор.

А в голосе ни тени волнения или интереса! Но зато промелькнула тревога.., или ему почудилось?

— Сегодня утром мне было сделано одно заявление. Оно касается вас.

Филлипа приподняла брови.

— Миссис Хаймс, вы утверждаете, что незнакомы с Руда Шерцем?

— Да.

— И вы впервые увидели его уже мертвым? Так ли это?

— Разумеется. Я никогда его раньше не видела.

— И никогда с ним не разговаривали в оранжерее Литтл-Педдокса?

— В оранжерее?

Он был почти уверен, что в голосе ее прозвучал страх.

— Да, миссис Хаймс.

— А кто это сказал?

— Мне сообщили, что у вас был разговор с Руди Шерцем. Он спросил, где ему спрятаться, а вы ответили, что покажете место, и вполне определенно обозначили время: четверть седьмого. Как раз в четверть седьмого Руди Шерц должен был добраться от автобусной остановки до усадьбы.

На мгновение воцарилось молчание. Потом Филлипа презрительно хохотнула. Слова инспектора явно ее позабавили.

— Я знаю, кто вам все это наговорил, — процедила она сквозь зубы. — По крайней мере, догадываюсь. Очень глупая и неуклюжая ложь. Злобная ложь. По неясным мне причинам Мици ненавидит меня больше, чем остальных.

— Значит, вы отрицаете?

— Конечно! Я ни разу в жизни не встречала Руди Шерца. Да меня и дома не было в то утро. Я была здесь, на работе.

— Простите, в какое утро? — вкрадчиво спросил инспектор.

Секундная заминка и легкий взмах ресниц.

— Каждое утро. Я прихожу сюда каждое утро. И не ухожу до часу дня, — отрезала Филлипа и презрительно добавила:

— Не стоит слушать Мици. Она все время лжет.

— Значит, мы имеем, — говорил Креддок, шагая рядом с сержантом Флетчером, — показания двух молодых

женщин, противоречащие друг другу. Кому же мне верить?

— Все считают, что эта беженка постоянно рассказывает небылицы, — сказал Флетчер. — Я по опыту знаю, что у иностранцев врать получается лучше, чем говорить правду. Да и, потом, видно, что она миссис Хаймс терпеть не может.

— Значит, на моем месте вы поверили бы миссис Хаймс?

— Если бы не появилось каких-то веских доказательств против нее, сэр.

У Креддока таких доказательств не было… Ничего, кроме слишком пристального взгляда голубых глаз и сорвавшихся с языка слов “в то утро”. А ведь, насколько он помнил, он не говорил ей, когда состоялся предполагаемый разговор в оранжерее: утром или днем.

Однако мисс Блеклок (а если не она, то мисс Баннер) могла упомянуть о приходе молодого швейцарца, выпрашивавшего денег на обратную дорогу домой. И Филлипа Хаймс могла подумать, что разговор произошел именно в то утро.

Но все же Креддоку казалось, что в голосе ее послышался страх, когда она переспросила: “В оранжерее?”

Он решил пока что не делать окончательных выводов.

В саду викария было просто чудесно. Неожиданно выдались погожие осенние денечки. Бабье лето — так, кажется, их называют? Креддок сидел в шезлонге, который притащила ему энергичная Банч. Сама она умчалась на собрание матерей [17] . Мисс Марпл, тепло укутанная шалями и большим пледом, сидела рядом с Креддоком и вязала. Солнце, покой, мерное позвякивание спиц в руках мисс Марпл — от всего этого инспектора клонило ко сну. Но где-то в глубине души затаился страх, будто в ночном кошмаре. Как в навязчивом сне, когда смутная тревога растет, растет и наконец превращается в ужас… Он отрывисто произнес:

17

Собрание матерей — собрание прихожанок для обсуждения церковных дел.

— Вам не следовало приезжать сюда.

Спицы мисс Марпл на мгновение замерли. Она задумчиво посмотрела на Креддока своими ясными фарфорово-голубыми глазами.

— Знаю, на что вы намекаете. Вы очень заботливый юноша. Но не волнуйтесь. Отец Банч (он был пастором нашего прихода, весьма образованный человек) и ее мать (поистине необыкновенная женщина, удивительно сильная духом) — мои старинные друзья. И совершенно естественно, что, раз я оказалась в Меденхэм-Уэллила — поехала погостить у Банч.

— Возможно, — сказал Креддок, — но.., но, пожалуйста, не надо ничего разузнавать. Поверьте, я чувствую, что это небезопасно.

Мисс Марпл еле заметно улыбнулась.

— Боюсь, — сказала она, — что старухам свойственно везде совать свой нос. И куда больше бросится в глаза, если я не стану этого делать. Мы всегда выискиваем общих знакомых, выясняем, помнят ли они того-то и того-то: за кого вышла замуж дочка такого-то, и так далее и тому подобное. А это очень помогает.

— Помогает? — с недоумением переспросил инспектор.