Обязалово
Шрифт:
Маятник По заинтересовал Ноготка. Это позволило несколько отвлечь его внимание от процесса и растянуть во времени. Но, естественно, не до бесконечности. Ноготок задёргался сильнее и быстрее. Мне оставалось только удерживать даму за уши. Наконец, он кончил.
— Ну как, Ноготок? После такого перерыва — не забыл ещё?
— Не, не забыл. Но… не разобрал. Надо бы ещё…
Дама приняла последнюю фразу на свой счёт и начала рваться. Дура: так же можно и без ушей остаться. И вообще, Сухана здесь нет, следовать по пути даосов — некому.
— Давай к Меньшаку в сменщики. А то он как-то вкус терять начал. Устал,
— Надо попробовать. Завтра и начну.
Дама ещё дёргалась. Мне это мешало. Впрочем, несколько взмахов розгой, выполненных удовлетворённым, но не утратившим мастерства, профессионалом, восстановили спокойствие.
Наконец, и я смог перейти к главному: присел перед ликом Великой Княгини, красным, мокрым и замученным. Послушал её прерывистое, никак не восстанавливающееся дыхание с всхлипами и сглатываниями, и произнёс формулу заклятия.
Понятно, что обязанности защиты я на себя принять не могу, да и обязательство целомудрия на неё возлагать — неразумно. Требования должны быть реальными, исполнимыми. Иначе, вместе с невозможным, развалится и необходимое.
— Ты поняла? Ты исполнишь сказанное?
Молчит. Не мигает. Будто на взаправдашним допросе. Ей бы в подпольщицы — цены не было. Наверное, поэтому знать и заговоры устраивает — надеются, что подельники не сразу расколются.
Стивенсон во «Владетеле Балантре» отмечает особую стойкость аристократов, проистекающую от привычки принимать на себя ответственность. В управлении слугами требуется, безусловно, навык настоять на своём, заставить, подчинить, доминировать. Для владетельного аристократа БСДМ — элемент домашнего хозяйства. Вне зависимости от гендерных характеристик персонажей и всегда в одной позиции — «оно» сверху. Ей сейчас подчиниться мне — стыдно. Вот она и пытается «сохранить лицо». А уши? Воспроизводим «Свой среди чужих, чужой среди своих» — ладонями по ушам с размаха.
Она взвыла, пыталась отодвинуться. Снова дура: дыба не обеденный стол — встал да ушёл. Даже трясти головой у неё не получилось — я крепко держу за волосы.
— Ноготок, помнишь Мара мазь делала. Для выведения волос.
— На верхней полке, в углу.
— Смажь-ка ты ей… волосистые поверхности. Что-то твоя дама… шерстистая сильно.
Мара, как я понимаю, использовала кое-какого наработки местной кожевенной промышленности под названием «серная печень». Какая-то смесь полисульфидов разных металлов. Я подумывал заменить для своих холопов и смердов брижку — смазкой. Производительность труда повышается.
Но уж больно едучая хрень получилась — при смеси с водой даёт щелочную реакцию вплоть до химического ожога. Нужно промывать и промывать. А вот как средство для пытки… идея применения едких химикатов показалась Ноготку интересной.
Дама начала возмущаться, но не долго — поленце, вставленное в отработанное уже ротовое отверстие, обеспечило необходимое регулирование громкости. А минуты через три, когда в самом деле запекло, даже и до Великой Княгини дошло, что обещаемые ею казни будут сильно потом, а вот прямо сейчас случаться трудно поправимые повреждения её сильно аристократического и невыразимо высокопоставленного любимого белого тела.
Ну почему у хомосапиенсов так плохо и с воображением, и с простым логическим расчётом? Пока что-нибудь не сломаешь — не понимают.
Утверждение из «Кавказской
Мы с Ноготком, пожалуй, тянем на пару «юных кавалеров». Если нас смешать и пополам поделить. Но — «забыла»? — Теперь вспоминай:
«Ночь прошла ночь прошла снова хмурое утро Снова дождь снова дождь непогода туман Ночь прошла ночь прошла и поверить мне трудно Так закончен последний роман!».Хоть и трудно, но придётся «поверить». Что поиск приключений оказался успешным, желание «сделать назло» — исполнилось. Выполнилось и перевыполнилось. А «эпилог» к сегодняшнему «роману» может быть только один — чистый лист бумаги, полное гарантированное молчание.
Наконец, я услышал и ожидаемый скулёж, и формулу покорности, и «господином» назвала, и ручку облобызала. Можно отвязывать.
— Сними-ка серьги да подари своему трахальщику. Сама, сама. За труды его тяжкие, а также в знак глубокой любви и таковой же благодарности.
Учитывая несколько фанатичную любовь части дам к украшениям — очередная проверка на прогиб. Серьги у неё знатные: золотые эмали выполненные в перегородчатой технике. С изображениями святых Бориса и Глеба в обрамлении зелёных листочков. Типично суздальская вещь, может даже — подарок покойного Гоши. Он свой замок в Кидешме построил на том месте, где, идучи в Киев, встречались князья-мученики, одни — из Ростова, другой — из Мурома.
Сама сняла, сама подала. Фольк так и говорит: «Для милого дружка и серёжка из ушка».
С поклоном и благодарностью. Сквозь скулёж и слёзы. Кажется, мы со щелочью доломали византийку.
Сколь мне сведомо, сиё моё «заклятие» сработало не единожды. В первый раз — когда, обнаружив в Киеве беременность Великой Княгини, князь Андрей сыск вёл. Она про нас ни словечка не сказала, грех свой на покойного мальчишку-лютниста свалила. В другой раз — когда сыновей своих назад на Русь отпускала да про меня вспомянула. В третий — когда я дела наши южные закручивать начал. Тогда её Комнин к себе вызывал, об князе Андрее да обо мне расспрашивал. И ещё случаи были. Но об том — после скажу.
— Ноготок, промой её хорошенько.
— А воды-то… в ведре на донышке.
Факеншит! Пугать — одно, калечить — другое.
— Так помочись на неё!
Мочевина, вроде нейтрализует щёлочь? Я ракетой взлетел с пустым ведром на третий этаж. И замер, ощущая шеей холод стали.
— Кто?
— Ф-фу. Чарджи. Ну ты меня испугал. Твоя… сударушка где?
— Тут. А ты чего как конь от волчьей стаи — галопом носишься?
— Ведро. Отдать Сухану. Сменить его на посту. Ему — набрать воды, идти с поспешанием сюда, вниз в застенок. Алу на завалинке сидит — погнать спать. Быстро.