Обязалово
Шрифт:
Резкое превышение мужского суицида над женским в возрасте 30–40 лет — от этого. Вдруг приходит осознание: всех денег не заработаешь, всех баб не перетрахаешь. Дальше жить незачем, детские мечты развеялись как дым, жизнь бессмысленна и бесцельна.
Игры втроём, с двумя женщинами сразу — меня как-то… не привлекали. Мужчина в этом состоянии выглядит… не самым умным. Да и вообще, работать на публику… А вот нарваться в самый интересный момент на едкий комментарий… После которого… упадёт и настроение тоже… Такие, знаете ли, бывают циничные
Да просто: чувства юмора у людей разные. Пока поймёшь, что это она пошутила… Жванецкий прав: «раз — лежать. И два — молча». Но в медицинских целях… Опять же: феодальная обязанность…
Начали-то мы с Трифеной полегоньку. С оглядкой на зрителей. Потом я шепнул ей на ухо:
— Покричи немножко.
Примерно две трети женщин издают в такие минуты звуки не по собственному внутреннему желанию, а для удовольствия мужчины. Этакая акустическая благодарность за романтический вечер при свечах с шампанским. «Долг платежом красен». Точнее — «звучен». А так-то…
Но «её страстные прерывающиеся стоны» — помогают правильному дыханию. Впрочем, Трифена — из оставшейся трети — она и сама любит в голос… А уж после моей просьбы…
У русских женщин — большие красивые глаза. Только нужно показывать… что-нибудь интересное. В какой-то момент Елица не выдержала, закрыла уши руками и кинулась вон из опочивальни. Чуть весь процесс не испортила — ну не слезать же мне вдогонку! Но — рявкнул, она вернулась. Встала у стеночки как я велел: руки за голову, локотки в стороны, пятки и колени на ширине плеч.
Интересно было видеть, как она шевелила губами — пыталась читать молитвы. И сбивалась от стонов Трифены. Как пыталась закрыть, зажмурить глаза. И вдруг распахивала их на очередной звук: «О! Ещё!».
Я, временами, радостно-идиотски поглядывал на неё. Типа: во какой я крутой бабуин! В смысле: бабу — и «in», и «out».
Столкнувшись со мной взглядом, она каждый раз мучительно краснела. Опускала ненадолго глаза. Потом снова впивалась, всасывалась в происходящее. Всем своим вниманием, слухом и зрением, всем существом своим.
Развращение малолетки, детская порнография, совершение сексуальных действий… формулировка: «в особо извращённой форме» — ещё рано? Хотя… что я всё эпохи путаю?! Можно УК РФ… и все аналоги прогрессивного человечества засунуть… ну, куда-нибудь засунуть. Здесь же «Святая Русь»! Здесь все законы 21 века… засовывайте куда и всё остальное… «и почаще!».
Наша довольно выразительная концовка завершилась глубоким, чуть ли не со стоном, вздохом Елицы. Сопереживание у нас в зрительском зале — как у лауреата на концерте Чайковского.
Пребывая, как обычно бывает в такие мгновения, в несколько расслабленном, умиротворённом состоянии, я лениво поглаживал Трифену по вспотевшему бедру и размышлял в слух:
— Может, хватит на сегодня? Ну её нафиг, эту «драную волчицу». Лучше… «завтра докуём».
Какие-то благостные гуманистические мысли о необходимости постепенности, мягкости, а также свободе воли, правах
Но чувство долга упорно зудело: «Будем лечить или пусть поживёт?».
Обязанности феодала… Не перед сеньором, не перед богом — перед самим собой: твои люди должны быть в порядке. Всё ли ты сделал для этого? Иначе не жди от них верности. Девчушку надо привести к норме. Как сказала Марана:
— Кроме тебя — некому.
И плевать, что я притомился, что мне… лениво. Что чисто внешне Елица… ну, не секс-эппл. Что она ничего не умеет, придётся тратить время и силы на обучение. Да причём здесь это?! Причём здесь моё удовольствие, представление о прекрасном, настроения, желания…?
Обязаловка. Надо исполнить. Будем лечить. Вполне по песне:
«Я знаю — выбора нет, Свобода здесь не живет. Она лишь там, где рассвет И души полет!».Где именно бессмертные души роймя роятся и иммельманы делают… Спешить туда… не будем.
Я энергично соскочил с постели, от чего несколько туманные глаза девчушки тревожно распахнулись и беспорядочно задёргались, и, ополоскиваясь в корыте, мотнул головой:
— Иди, ляг на место Трифены. Трифа, девочка, покажи этой дуре стоеросовой как правильно на спинку падать. А то ведь она сдуру в лесу на ёлку полезет, поколется вся.
Трифене пришлось вставать и тащить эту психо-дикарку в постель за руку. Приобняв подружку за плечи, посмеиваясь, успокаивая и уговаривая, одна моя наложница расположила на моём ложе другую. Всё это сопровождалось ласковым воркованием, как над больным:
— А вот мы тут простынку стряхнём, Ёлочку-подруженьку ровненько уложим… где это у нас рушничёчек? вытрем-ка красавице личико вспотевшешее…
— Трифа, руки её — под подушку, чтобы не болтала ими без толку. А вторую подушку — под задницу. Для… геометрии.
Трифена укоризненно взглянула на меня: «Куда ты не в своё дело лезешь! Тебя тут вообще — нет. И — не видно, и — не слышно».
Давно известно: если двум женщинам хорошо вдвоём, то мужчина им нужен только… для запаха. Да и сам мужик, в такой ситуации, не может по-настоящему глубоко удержать в фокусе внимания сразу двух женщин. Диапазон восприятия у нас узковат. Такие мы… острозаточенные… в некоторых местах.
Мда… Всегда старался не мешать мастерам делать их мастерские дела. А вот с рушничками надо что-то подправить: раньше их только в Рябиновке не хватало, а теперь и в Пердуновке придётся полный комплект заводить.
Как там говаривала Степанида свет Слудовна: полный постельный гарнитур для молодой девушки — 6 штук. «На ручки, на ножки, на глазки, на ротик». Некомплектность инструментария меня всегда раздражала.
Призывающий взгляд Трифены напомнил: сейчас мой выход. Прихлёбывая ядрёный квасок, выдвигаюсь на авансцену.