Обязалово
Шрифт:
— Да не, Варвара, это отца нашего боевой сотоварищ. Сотник Аким Янович Рябина. Батяня под его началом служил. Помнишь, как он о походах славных рассказывал?
— Ничего не помню! Ничего он не рассказывал! Враньё всё! Мне ваши сказки да выдумки о славе, да о доблести, да о смертоубийстве, да о всяких мерзостях — завсегда противны были! Мерзость всё и грех смертный! А ныне ты, отцом, упокой господи душу его многогрешную, прикрываясь, всякую набродь привечать рад! Вот, для всякого пьяницы прохожего и пиры закатываешь, а на дела богоугодные у тебя и корочки хлеба нет! Нищих, сирых,
В течение своего весьма эмоционального монолога девица продолжала дёргать беременную, согнутую в поясе, хозяйку. Мне лицо видно плохо, но дело может кончиться… нехорошо.
Ребята, я не акушер-гинеколог. А восьмимесячные дети выживают значительно реже, чем семимесячные. Впрочем, это не моя забота — есть хозяин, есть устоявшиеся, вековые традиции, «исконно-посконные». И как Немат будет в этом во всём, что «с дедов-прадедедов», бултыхаться… пускай об этом его голова болит.
Но есть вторая проблема, которая пыхтит у меня под боком. Пыхтит всё сильнее. Проблему звать Акимом и слова насчёт «пьяни-дряни» его обидели. Девке-то вообще, когда мужчины за столом сидят, рот можно открывать только для еды, если позволено сесть, или когда прямо спросят. А тут такие слова…
Сейчас Аким скажет. Конечно, не ей — с девкой ругаться мужу доброму невместно. Скажет Немату… Тот ответит… Как бы нам потом не пришлось всю усадьбу на кусочки разносить…
Главный способ управления капризными детьми — переключение внимания.
— Аким Янович, на дворе банька топилась. Ежели хозяин не будет возражать, а не пойти ли нам — погреться с дороги?
— Дык, чего ж возражать-то, наоборот, и я с вами. Я-то себе баньку готовил. А с компанией-то веселее… Вот только… в опочивальню отведу и сразу к вам.
Странно — он свою женщину никак не назвал. Ни женой, ни хозяйкой. Ни, даже, просто бабой.
Аким рот открыл, пришлось сразу сапогом по ноге. Потерпи маленько. В бане полотенец много — так и пожуёшь.
Зашумели, поднялись, не глядя прошли мимо этой скульптурной группы: «девка — с бабой в руке, баба — с приплодом в животе». Как-то мне, когда беременную женщину за волосы таскают… Хотя что возьмёшь — «Святая Русь». «Предки — дело тонкое, Ванюха».
Но я, так, между прочим, проходя к своим вещичкам, сложенным у стены на лавке, потопал прямо на эту девку. Интересно: вот она на мужиков наезжала, криком кричала, слова ругательные говорила, что по обычаю — ну совсем никак.
А вот когда я на неё пошёл — автоматически отодвинулась, ушла с дороги мужчины. Хоть бы и мелкого и только что громко обруганного. Это-то крепко вбито. Ну, и отпустила женщину.
Та чуть не упала, пришлось под руки подхватить, к лавке подвести, усадить. Скверно: красная, зарёванная. Дышит как загнанная лошадь, в живот обеими руками вцепилась.
Так, роды принимать не буду. Пошли-ка скорее в баню. Хотя ежели что — нас оттуда попрут в первую очередь. На Руси бабы
По бородатому анекдоту:
«— Кого там моя родила-то?
— Да не разглядела, негра какого-то».
Негров не наблюдается. Нормально, тепло. После первого захода посидели, остыли, мужики — пивка, мне — квас. Хороший квас, ядрёный. Тут и Немат подошёл. Ну, полезли снова в парилку. Уже не жжётся — просто греемся.
Немат пивка принял, обмяк. И начал плакаться.
Год назад, когда всё семейство боярское здесь вымерло, вымерла и половина усадьбы. Другие разбежались. Среди немногих оставшихся была и дочка главного отцова управителя-ключника.
Немат пытался восстановить хозяйство, крутился как колечко на палочке. Девка стала как-то… не то, чтобы помогать, скорее — обихаживать. Кормить, обстирывать.
Двое круглых сирот помогали друг другу пережить это время, вместе ходили на одно и тоже кладбище. И, естественно, сошлись. Узнав, что девка беременна, Немат повёл себя вполне прилично: девку не прогнал от себя, не велел выбить или вытравить плод. Что означало, в частности, что если родится сын, то девка-роба, получает жилье и содержание, а по смерти господина — вольную для себя и для сына.
Понятно, что жениться на ней он не собирался. Боярская женитьба — дело серьёзное, ни холопки, ни смердячки для этого не годны. Но жили они как муж с женой, да ещё и получше многих венчанных — в любви и согласии.
Чтобы сохранить своё боярство, род свой — Немату нужно было сохранить вотчину.
Сама-то вотчинка, смерды в здешних весях, от мора пострадала мало. А вот «головка» — усадьба боярская стояла пустая. Нужно нанять бойцов, слуг взамен умерших да разбежавшихся. Нужно закупить коней и скотину взамен уведённой. Новых людей нужно обуть-одеть. Вооружить, научить, прокормить.
Срок княжьего смотра боярской дружины никто сдвигать не будет. Не приведёшь что положено — «оружных, бронных, доброконных» — твою вотчину другому отдадут, более толковому да разворотливому.
По счастью, покойный ключник оказался «рабом верным», и боярскую «захоронку» сохранил. А его дочка оказалась «верной рабой», и Немату место показала.
— Кабы не она — хоть вешайся. Я уж думал бросить всё да уходить куда. Да такое приданое и не за всякой боярышней возьмёшь!
Немат выкручивал вотчину досуха, экономил на всём, донашивал старые вещи, оставшиеся от покойных родителей. Назанимал где только мог.
— Вроде, выворачиваюсь я. Ежели будет на то божья воля, то к сроку поспею и дружину князю покажу. В притык, в натяг, но…
Но тут в этой истории появился ещё один женский персонаж — родная сестра Варвара.
За два года до смерти отец Немата отослал дочь Варвару в женский монастырь Параскевы-Пятницы в Смоленске.
Обычай посылать на пару лет своих детей на обучение в монастыри довольно распространён в среде аристократии по всей средневековой Европе. И дело не в благочестии — обеспечить жёсткую дисциплину с постоянным контролем каждого шага ребёнка в условиях городской или сельской усадьбы практически невозможно.