Обязана быть его – 2
Шрифт:
Вот тут слова пропали окончательно. Помощи его я не хотела, но… Помимо безвыходности, в которой я находилась, помимо ощущения, что со всех сторон на меня надвигаются отвесные скалы, было ещё что-то. Что-то личное, что-то, что сдавило сердце, что снова напомнило о себе внутренней болью.
– Я поняла тебя, – прошелестела я одними губами. Руки были холодными, пальцы не слушались. Гнев смешался с усталостью.
– Нет, не поняла, – ответил Демьян резче прежнего. – Твою дочь хотят забрать органы опеки и, Дарина, у них есть для этого весомые
Он вдруг дотронулся до моей скулы и сказал совсем тихо:
– Действительно сильно влипла, Дарина.
Сердце заколотилось ещё чаще, по телу пробежали мурашки. Я чувствовала его руку, вдыхала его запах, смотрела в глаза, и внутри меня происходило нечто непонятное, хаотичное. Гнев, усталость… Мне хотелось оттолкнуть его, закричать, чтобы он убирался. Решил шантажировать меня?! Получить то, что ему хочется любыми средствами? Но что дальше?
– А потом что, Демьян? – прямо спросила я. – Выйду я за тебя, а что дальше?
– Дальше, Дарина, твоей дочери не будет грозить детский дом, – он так и продолжал поглаживать мою скулу.
Я прикрыла глаза, понимая, что этими словами он размазал меня. Были ли у меня другие возможности? Может быть. Может быть и были, но… Я не видела их, а он бил наотмашь по самому больному. Ни дома, ни работы…
– Без моего участия ты можешь задержаться в следственном изоляторе, – обвёл ссадинку на губе и, взяв за подбородок, приподнял мою голову. – Я не угрожаю тебе. Твоя дочь будет в безопасности, это я тебе могу пообещать. Другое дело, что я не могу пообещать тебе, что органы опеки не захотят изъять её на то время, что ты будешь под следствием, – чуть сильнее сдавил мой подбородок. – Если тебе нужно время подумать, я дам тебе его. Ровно десять минут, девочка.
– Зачем тебе это? – гнев всё-таки вырвался наружу. Сбросив его руку, я отшатнулась и повторила громче: – Зачем?!
– Я так хочу, – просто сказал он. – Если ты согласишься, я внесу за тебя залог и постараюсь сделать так, чтобы ты вернулась домой в ближайшее время.
– А если нет? – заведомо зная ответ, спросила натянуто.
– Я тебе уже сказал, что будет.
Это был тот же Демьян, что и два дня назад, но в то же время совершенно другой. Человек, привыкший устанавливать правила и подчинять им всё и всех вокруг. Мужчина, смявший моё прошлое и настоящее, как обрывок гофрированной бумаги.
Меня трясло, он же, как и прежде ничем не выдал даже тени беспокойства. Потому что…
– Ты ведь знаешь, что я соглашусь? – дрожь появилась и в голосе. – Знаешь, да, сукин сын?! – процедила сквозь зубы и, сжав ладонь в кулак, отвернулась.
– Я на это надеюсь, – послышалось у меня за спиной. Коснувшись плеча, он повернул меня обратно. – Я обещал Соне привезти тебя. Ещё в тот день, когда поехал в посёлок. Отказываться от данного слова я не собираюсь, – это он
– У меня ведь нет выбора? – дрожь усилилась.
– Думаю, что так. Хотя… Выбор есть всегда.
Я отрицательно качнула головой. Очень медленно. Отступила от Терентьева и качнула ещё раз.
– Разве это выбор?
– А разве нет?
В какой-то степени он был прав. Как всегда, чтоб его, прав. И опять тишина…
– Я выйду за тебя, Демьян, – нарушила я молчание. – Но у меня тоже есть условие.
– Какое? – спросил он с лёгким интересом.
– Я хочу поговорить с Соней.
Уголок его губ дёрнулся впервые за всё время нашего разговора. Без слов он достал телефон и, нажав несколько сенсорных кнопок, протянул мне. Не прошло и десяти секунд, как я услышала голос дочери и прикрыла глаза, понимая, что едва сдерживаю слёзы.
– Ты моё солнышко… – невпопад сказала я, прерывая её щебет. Поначалу грустная, немного обиженная, она оживала буквально с каждым сказанным ею, с каждым услышанным мной словом. С каждым моим словом ей и её мне. – Мама… Мама скоро вернётся, милая. Я… я обещаю тебе.
Оставшись в палате одна, я призраком прошла от стены до стены. Остановилась возле тумбочки и вдруг заметила стоящий на ней бумажный пакет. Только что я согласилась… Согласилась выйти замуж за Демьяна. Только что я…
Слёзы набухли в уголках глаз, дышать не осталось сил. Раскрыв пакет, я вытащила коробочку. Безе… Маленькие безе, такие же, как мы ели в тот вечер в кафе. В тот вечер, когда Демьян подарил Соне кружку. Кружку с медовыми подтёками и…
Тяжело опустившись на кровать, я сдавила коробку и потихоньку всхлипнула. Один всхлип, другой…
Сама не поняла, как открыла крышку и, достав безе, положила в рот. Только почувствовала на языке тающую сладость. Солёно-сладкий вкус и горечь предательства. Боже… И ещё этот запах… Запах мужчины, проникшего в моё сердце вопреки всему. Вопреки моей воле, моему желанию.
– Дарина… – вошедшая с капельницей медсестра нерешительно посмотрела на коробку в моих руках. Позади неё возник врач, и медсестра обернулась к нему.
– Что случилось, Лера? – спросил он у неё.
– Она ничего не ест, а тут… пирожные.
Врач глянул на меня, потом снова на медсестру.
– Пусть ест.
– Но ей же нежелательно.
– Пусть ест, – строго повторил он и обратился уже ко мне: – Только плакать перестань. Всё хорошо будет, ясно тебе?
Я всхлипнула и кивнула. Ладонь моя опустилась на маленькие лёгкие безе, и я словно опять оказалась в том кафе, смущённая под взглядом Демьяна, не знающая, что делать и как вести себя с ним.
Дверь палаты закрылась, капельница, что вкатила медсестра, так и осталась стоять возле стены, а я положила на язык очередное безе. Демьян Терентьев…