Обычные приключения «олимпийца» Михаила Енохина
Шрифт:
— Конечно, вырасту, — удивился Женька. — Не век же таким останусь.
И сторож вновь рассмеялся.
Фальшборт оказался тяжелым, хотя и был сильно высушен солнцем. Михаил и Женька еле-еле донесли эту длинную и изогнутую доску, с трудом разворачиваясь в узких приморских переулках, до своей укромной бухточки.
— Длинноват, — определил Михаил.
— Сам вижу, — огорчался Женька. — А зачем же тащили, надрывались?!
— Отрежем, — успокаивал его Михаил.
— А тогда изгиб не подойдет, — сокрушался Женька, повторяя:— Тащили... надрывались...
— Распарим в кипятке и
— Не... загибаешь? — обрадовался Женька. — Не врешь? Конечно, загнем!
— Еще как загнем! — в тон ему ответил Михаил и, взяв кисть, стал писать красивыми буквами на носу шлюпки кодовое название «НА-ПАВТАЛ».
...Ночью, когда Михаил и Женька спокойно спали на своей мансарде, компания Бориса не дремала. Еще днем Хихикало проследил за ними, когда они несли фальшборт до потайной бухты.
Водя лучом фонарика по названию шлюпки, Борис хмурым голосом громко прочитал:
— «На-па-втал»...
— Нацелься патроном — вталкуем! — определил Хихикало.
— Э-э-э... — протянул Борис. — Я хоть на тройки учусь, и то знаю: «втолкуем» — от слова «толк», а не «талк».
— Вот это названьице! — присвистнул Хихикало.
Молчун закивал, в его глазах отражалась луна, в каждом глазу — по луне, и странно было видеть, как исчезали эти луны, когда он наклонялся, чтобы получше рассмотреть название шлюпки.
— Названьице... — повторил Хихикало. — Может, это японское или турецкое?
— Разберемся, — процедил Борис.
— А чего разбираться, давай продырявим! — предложил Хихикало.
Глухо и как-то неодобрительно урчало невидимое море, и только вблизи можно было заметить белые пятна пены.
Борис забрался в шлюпку и поводил фонариком.
— Продырявим, — передразнил он Хихикало. — Мишка тебя продырявит, если догадается, кто... Продырявить всегда успеем.
— А зачем им шлюпка? — буркнул Хихикало.
— Вот... — одобрительно постучал его пальцем по лбу Борис.— Следить надо.
— Ясно и без слежки, — невозмутимо сказал Хихикало.
— Ну, зачем?
— Плавать, — выпалил Хихикало.
— Ясно, не летать, — усмехнулся Борис. — Плавать. А куда? Словечко спиши, разберемся.
И Хихикало, сопя от усердия, начал писать химическим карандашом на щепке секретное и таинственное название.
Часть III
«ДЕЛАЙ, КАК Я!»
«Сильные, выносливые!»
Весь какой-то шишковатый, суставчатый краб — «подкаменщик», напоминающий огромного добродушного паука, заскользил сначала влево, затем — вправо, когда его накрыла тень пловца. И, почувствовав себя беззащитным на таком ровненьком песке, сам притворился камнем. Обросший нежным зеленым пухом мельчайших водорослей, он и впрямь напоминал теперь камень. В другой раз Михаил остановился бы и нырнул за крабом, но сейчас ему было не до того. Вчера он нашел под водой очень подходящую цепь для будущего якоря, вдруг и якорь найдется?! Поправив подводную маску и покрепче зажав в зубах резиновый загубник дыхательной трубки, Михаил заработал ластами и двинулся к старой пристани. Он ощутил ее приближение, увидев на дне дырявый протектор,
Стало темней, в этой темноте горели яркими линиями солнечные лучи, падавшие сквозь дыры в настиле причала, высоко стоящего над морем на толстых бетонных сваях. Вокруг свай шныряли плоские глазастые зубаны и сверкающие ставридки. Золотистой пылью зажглась стайка крохотных рыбок, исчезнув, как вспышка.
— У-у-у-у-а-а-у, — монотонно донеслось откуда-то сверху.
Михаил поднял голову.
— Мишка-а! — это надрывался Женька, призывно махая рукой — Скоре-е-ей!
Снова опустив голову, Михаил поплыл назад, вспугивая рыбу. Здоровенные кефали стремительно понеслись прочь, и еще долго их пунктирный, прерывистый блеск пропадал вдали.
Михаил снял в воде ласты и вышел на берег.
— Ну, чего тебе? — он сдвинул маску на лоб.
— Слепой? — обиделся Женька.— Вот! Привел! В нашу команду!
И тут только увидел Михаил две головы, торчащие над бортом шлюпки. Два невероятно похожих мальчика вышли из-за лодки и с надеждой улыбнулись Михаилу. Это были братья Мошкины. Один прижимал к груди большой рубанок, другой — пушистого ленивого кота.
— Сильные, выносливые! — расхваливал Женька своих худых низкорослых друзей. — Я их давно знаю! Всю жизнь! — подчеркнул он;
Братья Мошкины засмущались и потупили головы.
Михаил уничтожающе взглянул на Женьку, ничего не сказал и снова «ушел» в море.
— Вы не бойтесь, — успокаивал Женька братьев. — Он меня слушается. Кто ему шлюпку добыл? Я! Кто ему сюда шлюпочку перевез? Я! Прихожу на буксир... А чего вы стоите? — вдруг напустился он на Мошкиных.— Давайте работайте, вон тот фальшборт обстругайте, а то он корявый.
Братья, посадив кота в тень, суетливо закрепили доску фальшборта между камнями, как на верстаке, и ловко застрогали одним рубанком в четыре руки.
Женька, поглаживая кота, продолжал) рассказывать, а Мошкины строгали и почтительно слушали. И перед ними возникала потрясающая картина, нарисованная Женькиным воображением...
Выстроились вдоль борта матросы буксира, капитан — правофланговым. Женька, сопровождаемый Михаилом, словно адъютантом, важно прохаживается перед строем, заложив руки за спину. Строй, не спуская с Женьки глаз, делает на него равнение: то туда, то сюда. Женька останавливается перед капитаном, застывшим по стойке «смирно», поднимает его послушную руку и смотрит на часы, потому что своих часов, как известно, у Женьки нет и даже пока не предвидится.
«Вольно, — скомандовал Женька. — Прошу сверить часы».
Матросы поспешно сверяют часы, кое-кто переводит стрелки.
Новая команда: «По местам!»
Матросы разбегаются, а капитан семенит в рубку.
«Вира!» — кричит Женька.
Кран поднимает шлюпку.
«Майна!» — шлюпка опускается на палубу.
«Благодарю за службу», — устало говорит Женька.
«Ура-а!» — бодро откликаются матросы.
«А теперь я попросил бы товарищей офицеров в кают-компанию на чашку чая».