Обычный день
Шрифт:
– Джерри, ну что ты!
Домой я вернулся около пяти. Пара ребят из команды пришли со мной, а когда мы открыли калитку, Малли высунула голову из кухонного окна и позвала нас. Она велела нам встать в ряд и начала бросать из окна свежие горячие пончики. Я здорово поймал первый же пончик, и пока мы сидели на заборе и жевали, ребята сказали, что берут меня в команду, сначала на замену, конечно, но в команду точно берут.
Когда я вошел в дом, то увидел маму. Она недавно вернулась и теперь поднималась
– Это самый шикарный праздник за весь учебный год, и я не могу надеть это старое белое…
– Вечно она несет глупости… – проворчал я Малли.
– Держи рот на замке, – посоветовала она мне. – Сбегай лучше в сад и поймай мне божью коровку.
– Кого? – удивился я.
– Божью коровку, – сказала Малли. – Топай своими большими ногами, беги в сад и поймай мне божью коровку.
– Божью коровку? – повторил я, и она нацелилась на меня, точно собиралась дать подзатыльник. Я увернулся и убежал, но просунув голову через заднюю дверь, сказал еще раз: – Божью коровку?
А она ответила:
– И одуванчики, если найдешь.
Я подумал: «Она чокнулась!», но одуванчики все-таки отыскал. На одном из них сидела божья коровка, так что я все вместе отнес Малли, и она кивнула:
– Ладно. А теперь принеси мне коробку с крахмалом из кладовой и еще воск, если найдешь.
Тогда я и решил окончательно, что она сумасшедшая. Я вернулся с крахмалом и бутылкой воска, которым натирают полы, а Дотти и мама стояли на кухне, и Малли им говорила:
– Платье для вечеринки мы сейчас же и сообразим.
– Но как? – удивилась мама.
Дотти все еще была в своем синем платье и с красивой прической и хихикала, когда на нее смотрели.
– Я иду на танцы, – сообщила она мне с мечтательной улыбкой. – Заходил Роберт Деннисон и пригласил меня на весенний бал.
– Он, должно быть, сумасшедший, – прокомментировал я.
Устроившись на кухонном столе, я смотрел, как Малли послала Дотти за простыней, а маму – на чердак, за голубыми занавесками из тафты, которые висели в гостиной нашего другого дома. Пока они не вернулись, я спросил Малли:
– Ты будешь шить платье для Дотти?
– Точно, – подтвердила она.
Рядом со мной на столе лежали крахмал, воск, одуванчики и божья коровка, и Малли не сводила с них глаз.
– Из этого? Но как?
– Так же, как пекут пирог, – объяснила она. – Берешь все что надо и правильно смешиваешь.
Дотти вернулась с простыней, а мама с голубыми занавесками.
– Так, – произнесла Малли.
Она велела Дотти снять платье и постоять тихо в одном белье. Потом взяла простыню и навесила ее на пояс Дотти, получилось что-то вроде юбки до пола. Честно говоря, не очень-то похоже на юбку, хотя… больше похоже на простыню. Дотти стояла и смотрела на маму, как будто не знала, что делать. Мама тоже забеспокоилась и в конце концов сказала:
– Правда, Малли, это не обязательно – мы, наверное, можем
– Ни к чему так волноваться, – успокоила ее Малли. – Мы не можем купить Дотти платье, а в гостиной у нас на мебели новые чехлы, хотя остальное уже истрепалось. Предоставьте все мне. – Малли взяла голубые шторы и закрепила их вокруг талии Дотти, так что вскоре они, кроме одной, повисли, как верхняя юбка над простыней, а последнюю штору Малли натянула Дотти на плечи, как верх для платья. – Вот и все, – заявила она, встала и уставилась на Дотти, а бедняжка Дотти, конечно же, выглядела ужасно глупо.
Выглядела она так, словно нарядилась на Хэллоуин. Но все же стояла на месте и не хныкала, как она иногда хнычет, и мы с мамой тоже молча смотрели на нее.
Малли взяла одуванчики и закрепила их на вырезе платья, у шеи. Потом побрызгала воском для пола на юбку и крахмалом на простыню под голубой шторой, которая была похожа на нижнюю юбку. В конце концов, Малли аккуратно положила божью коровку на простыню, выпрямилась, улыбнулась и заявила:
– Ты будешь самой красивой на весеннем балу.
Мама не вытерпела.
– О, Малли… – Она чуть не заплакала.
А я подумал, что не очень хорошо позвать девушку, которой страх как хочется новое платье, завернуть ее в занавески и объявить, что ей очень идет.
– Курица готова! – вдруг вскрикнула Малли, и открыла дверь духовки. – Слава богу, – пробормотала она, вытаскивая противень. – Мисси, сними все это и переоденься к ужину.
Мама пристально посмотрела на нас с Дотти, внушая нам мысль, что лучше бы промолчать. Дотти торопливо выбралась из занавесок и простыней, и мы сели ужинать. Курица была вкусной, однако мы почти ничего не съели – мы все смотрели на Малли, которая что-то напевала себе под нос, как будто позабыла о платье для Дотти.
Малли ушла после ужина домой, так ни слова и не сказав о платье. Когда мы сидели в гостиной, мама сказала Дотти:
– Дорогая, пожалуйста, не беспокойся так о платье. Я думаю, Малли действительно считала, что помогает, наверное, хотела пошутить.
– Откуда она взялась? – спросил я. – Я пришел в обед, и она тут.
– Как она пришла… – задумалась мама. – Утром я натирала воском пол в гостиной, обернулась и увидела Малли. Она стояла у двери и смотрела на меня. Сначала я встревожилась, но она показалась мне безобидной.
Я вспомнил круглое розовое лицо Малли и засмеялся.
– В любом случае, – продолжила мама, – она не стала отвечать на вопросы, просто сказала, что пришла помочь. И забрала у меня швабру. Ты заметил, – спросила мама, – что когда Малли просит что-то сделать, то ты делаешь, не задавая вопросов?
– Ну и ну, – проговорил я, думая о божьей коровке.
– Честно говоря, – призналась Дотти, – я даже не могла пошевелиться, чтобы снять то, что она все время на меня надевала. Честно говоря, меня трясло.