Обычный рейс (Полярные новеллы)

Казанцев Александр Петрович

Когда льдины проплывали совсем близко, был слышен плеск воды. Это волны разбивались о лед.

Льдин становилось все больше и больше.

Покачиваясь, проплывали они мимо, грозя задеть нас.

Пришлось бросить весла. Я стоял на коленях и веслом отталкивался от напиравших льдин. Лодочка медленно поднималась вверх вместе со всей громадой окружавших нас льдов. Потом так же медленно опускалась…

Я заботился лишь о том, чтобы льды не раздавили нас. О выборе направления теперь нечего было и думать.

Вдруг показался остров. Нас проносило мимо него.

Я стал отчаянно

прорываться к берегу. Но льдины были сильнее нас… Я не смел взглянуть на мальчика, но все же пересилил себя. Федя стоял в лодке и, так же упорно как я, отталкивался от льдин веслом.

Вокруг все было бело от льдин… Откуда их принесло столько? Они уже распороли в одном месте обшивку нашей лодочки. Лодка дала течь. Счастье наше, что водой заполнился только один отсек и как раз тот, который не был пробит пулей.

Лодка глубоко осела. Федя вычерпывал воду.

Я уже решил выбираться на ближайшую льдину. Лодочка каждую минуту могла затонуть.

Резина омерзительно скрипела, как мяч, по которому проводят ладонью. Льдины терлись о борта.

Мы видели мыс острова. За этим мысом база. Виднелись даже домики. Они удалялись…

— Дядя Степа, что это стучит? — вдруг спросил мальчик.

Я ничего не слышал, у меня стучало в висках от усталости.

— Стучит, стучит, — настаивал мальчик.

Я прислушался. Да, над водой разносился ровный стук мотора.

— Катер.

Неужели это катер? Я не знал, что он есть на военной базе! Неужели нас заметили? Ну, конечно, заметили! Ведь моряки непрерывно наблюдают за морем. У них сильные бинокли.

Я сбросил с себя ватную куртку, прикрепил ее к веслу и стал размахивать над головой. Стало жарко, лоб покрылся потом, бороду запорошило снегом.

Катер! Катер! Мы еще не видели его, но слышали, определенно слышали!

Федя верил в помощь. И он был прав.

Скоро мы увидели катер. Он дошел до сплоченного льда и стал пробираться между льдинами. Остров удалялся, но теперь это не пугало.

Катер подошел к нам. Моряки спрыгнули на льдину… Побежали.

Я долго не мог говорить от усталости. А Федя мужественно рассказывал, что произошло. Только о родителях он ничего не сказал… Моряки и так все поняли.

Матросы бережно перенесли на катер наши метеоприборы, забрали и трофейную лодку, критически рассматривая ее.

Метеоплощадку мы с помощью моряков разбили на новом месте, невдалеке от жилого дома. Старший лейтенант выделил мне в помощь старшину. Федя стал моим неизменным помощником, и мы втроем в течение нескольких месяцев несли регулярную метеовахту".

Степан Федорович кончил свой рассказ. Мы смотрели на сверкающие льды. Я старался представить себе между ними крохотную резиновую лодочку.

— А как же подводная лодка? — спросил я.

Степан Федорович оживился.

— Попалась… Попалась в архипелаге, как в сети. С севера подошли льды. Немцы их боятся. На восток идти, еще дальше от баз, — гибель. А назад прорваться не могут: наши катера-охотники путь отрезали. Неделю метались. Не рады, наверно, были гитлеровцы, что забрались в полярные воды… Тут еще проливы между островами льдом забивать стало. Побоялись фашисты подо льдом остаться. Всплыли. Тут их наши морячки

с наблюдательного пункта заметили, как недавно нас с Федей. Послали несколько хороших снарядов. Больше не понадобилось.

Пора было идти на полярную станцию. Выгрузка кончилась. Мы возвращались со Степаном Федоровичем, и мне казалось, что я знаю его давно, давно.

— Вот и покидаете вы нас, — сказал он. — Скоро Борис Ефимович поведет своего «Седова» через сплоченные льды.

ЛЮБОВЬ

— Только на "Георгии Седове" возможно такое необычайное положение, когда на одном пароходе люди едут в разные стороны, — говорил капитан Борис Ефимович. — Вас интересует, как это может быть? Очень просто. Бегает наш корабль без устали от одного острова к другому, доставляет продовольствие, уголь, оборудование, заменяет зимовщиков. Вот и получается, что одних полярников он с острова снял и везет на Большую Землю, а других еще только доставляет с Большой Земли на острова. Так и путешествуют на нем пассажиры: одни в Арктику, другие из Арктики… А живут в соседних каютах. Порой из-за этого получаются запутанные положения.

Мы поняли, что Борису Ефимовичу хочется что-то рассказать, и стали просить его об этом.

Капитан охотно согласился. На его обветренном морщинистом лице появилась хорошая, чуть лукавая улыбка.

— Шли мы на "Георгии Седове" в обычный рейс по островам. И на борту была у нас девчушка лет двадцати. Впервые в Арктику попала, договор на три года заключила. В колхозном селе семилетку окончила, мечтала о далеких путешествиях, о северной романтике, пошла на московские курсы метеорологов… Маленькая такая, крепкая, кровь с молоком. Стриженная под машинку, как после болезни. Это она нарочно остриглась: дескать, ничем таким не интересуется на Крайнем Севере. Ну и встретилась на корабле с одним полярником. Знаменитый радист. Кто его в Арктике не знает! Грачев.

— Грачев? — переспросил я. — Радист, бежавший с немецкого рейдера? Он рассказывал мне про "Полярного Варяга".

— Вы слышали от него про «Варяга»? Вот с этого рассказа все дело и пошло.

Услышала Маша про историю с рейдером от самого Грачева, который после нескольких лет зимовки на Большую Землю возвращался, и увидела в Грачеве полярного героя. Сам он себя героем, конечно, не считал, человек был солидный, тихий, но…

Мне вспомнилась рослая фигура радиста, его спокойное лицо с глубокими морщинами, ровный, неторопливый голос.

— …но кого из нас не подкупит женское внимание?

Разгуливали они вдвоем по палубе и всем обязательно на глаза попадались. Им-то самим это, по-видимому, было невдомек, а над ними посмеивались.

А влюбленным моим, кстати сказать, было совсем не до смеху. Ехали они на одном пароходе, но… в разные стороны.

Машенька должна была остаться на три года на острове Диком, а Грачев отправлялся на отдых. Кто знает, когда еще свидятся?

Смотрел я на этих своих пассажиров и головой качал.