Обычный рейс (Полярные новеллы)
Шрифт:
Контр-адмирал дремал в мягком кресле у телефона. Едва раздался звонок, его рука резко сорвала трубку с рычага.
— Я Фролов. Слушаю. Что? Профессор благополучно спрыгнул? Полярники нашли его в ста метрах от дома? Ну, спасибо, дорогой! Спасибо за службу! Объявляю багодарность за образцовую связь. Леночка! Слышите? Дайте я вас обниму! Вася возвращается. Скоро будет дома. Сейчас дам всем приказ собираться… Стол ждет!
Капитан медицинской службы, припав к груди контр-адмирала, плакал.
Новый год встречали в ночь с первого на второе января.
На столе, кроме бутылок, стреляющих
Когда со своего места поднялся майор Загоров, встали и все гости.
— Верно, только у хирурга бывает такое самообладание, — говорил командир эскадрильи. — Нам, летчикам, есть чему у него поучиться!
Вошла Загорова. Она сменила форму на праздничное платье и казалась совсем молоденькой.
— Операция удалась, товарищи! Блестяще удалась! — звонко возвестила она.
— Позвольте мне поднять тост, — сказал контр-адмирал. — Тост за замечательных наших людей, из которых каждый способен на подвиг во имя человека и Родины. Пусть эти мирные подвиги страшат тех, кто хочет нарушить мир!
За замерзшим окном бушевал в Баренцовом море январский шторм.
ПЛАСТИНКА ИЗ СЛОНОВОЙ КОСТИ
Баренцово море.
Качка началась страшная. Чемоданы вырвались из-под койки и вот уже час носились вместе со стулом по каюте. Встать не было сил. Тело взлетало высоко вверх, потом проваливалось в бездну. К горлу подступал комок, зубы сжимались.
И все же предстояло идти в кают-компанию! Капитан Борис Ефимович требовал, чтобы пассажиры непременно являлись к обеду.
Палуба накренивалась, убегала из-под ног. Вокруг корабля висел непроглядный туман. Капитан нарочно отошел подальше от Новой Земли, хотя именно на нее держал курс. Он оставался самим собой, Борис Ефимович, неторопливый, выжидающий и все же успевавший сделать за рейс больше всех других капитанов.
Когда я добрался наконец до кают-компании, капитан сидел на председательском месте, невысокий, сухой, подтянутый и, как всегда, приветливый. Он встретил меня веселым, чуть насмешливым взглядом. Я мог утешиться, посмотрев на бодрых моряков, сидевших по одну сторону стола, и таких же жалких, как я, страдавших от качки, пассажиров по другую его сторону.
— Неужели против морской болезни нет средств? — спросил я доктора, с ужасом поглядывая, как моряки принялись за ненавистную мне сейчас еду.
Врач пожал плечами, а капитан ответил за него:
— Есть средство. Мы, моряки, стараемся работать побольше.
— Поставьте нас кочегарами, — взмолился я.
— Смотрите, припомню! — пригрозил капитан и вдруг спросил: — А в шахматы кто играет?
Оказалось, что играть умеют все, кроме старшего механика Карташова.
— Турнир, что ли, организуйте, — предложил капитан.
— Какая тут игра! — махнул рукой второй помощник, глядя на наши зеленые лица.
— Не скажите, не скажите, — серьезно возразил капитан. — Шахматы для
— Так вот о шахматах, — капитан загадочно улыбнулся. — Арктическая это теперь игра. Матчи между островами постоянно разыгрываются. А известна была эта игра в древние времена в далекой жаркой стране, в Индии. И пришлось мне однажды в этом самому убедиться.
— Когда это вы убедились? — спросил старший помощник. — Не во время ли того рейса, когда торговый пароход на Дальний Восток перегоняли?
— Вот именно. Надо было этот торговый пароход до начала арктической навигации доставить из Архангельска во Владивосток, — начал рассказывать капитан. — Мне это и поручили. Маршрут был интересный. Через Гибралтар, Суэцкий канал. В последний год английского владычества в Индии довелось нам зайти в Калькутту. К вечеру я съехал на берег, побывал у портового начальства, потом пошел посмотреть, что за город. Порт грязный, обыкновенный. Пакгаузы длинные, низкие. Улицы асфальтированные, дома и автомобили европейские, ну, а нищие… местные. На перекрестке полисмен.
Поражала пестрота нарядов. Не нарядная пестрота, а пестрота контраста. Европейцы в белых костюмах и пробковых шлемах и полуголые люди в рубищах, худые, с огромными черными глазами. Медлительные прохожие в чалмах и шумные английские солдаты, береты, рубашки хаки… Прекрасные леди в автомобилях и нищие на панелях…
Мне хотелось приобрести какую-нибудь индийскую безделушку на память. Я остановился перед витриной лавчонки, но увидел там только дешевенький товар, конечно, американского производства.
Прохожие в Калькутте ходят медленно, часто останавливаются, словно спешить некуда. А впрочем, жарко там.
Сначала я не обратил внимания, что многих идущих останавливал бедно одетый индиец. В руках он держал вечную американскую ручку, которую и предлагал прохожим. Вначале я подумал, что ему хочется продать ее. Один прохожий взял эту ручку. Индиец протянул ему книгу в переплете, и прохожий что-то написал на белом листке.
Хмурый полицейский направился к индийцу. Прохожий завернул за угол. Индиец тоже быстро зашагал. Видно, полицейскому было лень идти быстро в такую жару. Он остановился.
Индиец поравнялся со мной, прямо-таки ожег меня своими чернущими глазами и сказал на английском языке. "Моряк, все люди должны бороться против войн. Подпишите воззвание".
Так вот зачем у него вечная американская ручка!
Я улыбнулся и ответил тоже по-английски: "Благодарю за обращение, но я уже подписал это воззвание". — "Подписали? Уже? — не то удивленно, не то обрадованно сказал индиец. — Где же?" — "В Ленинграде", — ответил я.
Индиец преобразился, как будто узнал старого знакомого. Он стал трясти мою руку, глядя мне в глаза и улыбаясь.