Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник)
Шрифт:
– Что случилось?
– Она пропала. Слышите? Вот что случилось! – Юноша почти кричал. – Они отправились вверх по реке, добрались до этой чертовой деревни. Индейцы были не слишком дружелюбны, поэтому пришлось заночевать в лесу. Лина рано ушла спать. Все видели, как она заходила в палатку. С ней в палатке была еще одна девушка, и она клянется, что, когда все укладывались, Лина уже спала. Утром они нашли пустой спальник и никаких следов вокруг. Ничего! Полиция обыскала джунгли, допросила местных, но все без толку. К тому же прошло три дня – пока остальные добрались до города, пока расшевелили полицейских, пока заполнили все бумажки. Они ничего больше не смогли сделать. Дождались меня, выразили сочувствие и улетели домой, вот и вся помощь.
Он горько сморщил губы и замотал головой, будто хотел
– И что говорит полиция?
– О, у них много версий. Какой-то толстый команданте в Манаусе перечислил их мне, загибая пальцы: раз, ее мог утащить ягуар. Два, она могла утонуть в реке, или ее затащил в воду кайман. Три, ядовитые змеи. Четыре, индейцы. Пять, она просто заблудилась, свалилась в яму или промоину и сломала шею. Шесть…
Он махнул рукой и отвернулся. Глаза его опять заблестели. Роквуд сочувственно вздохнул.
– Не хочу показаться жестоким, Ллон, но… вы надеетесь ее найти? В одиночку, в незнакомых джунглях? Там, где полицейские ничего не добились? Извините, только, по-моему, намного больше шансов, что вы сами пропадете.
Парень пожал плечами и, не оборачиваясь, глухо спросил:
– А что еще я могу сделать?
Бореаль у керосинки замахал руками и заголосил:
– Кушанье готово. Обедать, обедать!
Ллон встал с бревна и, не взглянув на Роквуда, зашагал к реке. Фотограф догнал его, удержал за плечо и сказал:
– Вот что мы сделаем. Заночуем у мистера Маскуито. Все равно ночью по реке плыть невозможно. Дальше русло сужается, и мы наверняка напоремся на корягу и потонем к чертовой матери. Утром я быстро схожу к кампаса и сделаю фотографии. Много времени это не займет. А после обеда поплывем в вашу Маренгу.
Юноша так и не обернулся, но рука его накрыла ладонь Роквуда, и пальцы благодарно сжались.
Гасиенда синьора Маскуито выплыла из сумрака, как скелет выброшенного на берег и начисто обглоданного кита. За приземистой рощей белела веранда, и врезалась в небо крыша – чуть чернее, чем звездная чернота, позвоночник умершего гиганта. Пристань была затянута туманом, и в тумане желтело расплывчатое световое пятно. Когда лодка подплыла к мосткам почти вплотную, оказалось, что это фонарь. Фонарь покачивался в руке очень высокого человека в просторной рубашке и широченных ковбойских бомбачас. Роквуд принял его сначала за работника, но по суетливой улыбке Бореаля и его оглушительному воплю: «Приветствую, приветствую, амиго!» – быстро понял, что ошибся. Встречающий их на мостках был сам синьор Маскуито, хозяин гасиенды и добрый друг кампаса.
Синьор Маскуито наклонился с мостков и протянул руку, помогая Роквуду вылезти из лодки. Помощь была своевременной – ноги у американца за долгие часы сидения совсем занемели. И только выбравшись на причал, Роквуд понял, насколько Маскуито стар. Хотя тот и старался держаться прямо, волосы у него были совершенно седые и пушистые, как у очень пожилых людей. В свете фонаря они сияли вокруг макушки, подобно нимбу, и эффект портило лишь мельтешение бьющейся о фонарное стекло мошкары. Несколько тонких прядей свешивались на лоб, почти закрывая столь же седую бровь. В то же время морщин у Маскуито было не так уж много, а близко посаженные глаза остро поблескивали.
– Приветствую вас, – улыбнулся хозяин. – Бореаль сообщил о вашем прибытии. Он, правда, не упомянул вашего юного спутника.
Ллон, уже выбравшийся на мостки, смущенно кашлянул. Роквуд подумал, что английский старика чист и правилен, практически стерилен, как у всякого хорошо натасканного иностранца. Фотограф положил руку Ллону на плечо и подтолкнул паренька вперед.
– Это приобретение сделано нами в Вапуе в последнюю минуту. Знакомьтесь: Ллон Кравник, отважный исследователь джунглей. Он направляется в Маренгу, и я завтра вечером составлю ему компанию.
Бореаль сзади заворчал – до сей минуты он и не подозревал, что их планы изменились. Не обращая на индейца внимания, Роквуд улыбнулся синьору Маскуито со всей возможной любезностью. Старик протянул руку Ллону.
– Приятно, приятно видеть молодого человека, который вместо сидения в душном офисе или пьянства в баре посвятил себя исследованиям.
Ллон, кажется, собирался возразить,
Бореаль и индейцы подхватили снаряжение, и по узкой тропинке они последовали за Маскуито в дом. Влажная почва чавкала под ногами, и дышали во всю мочь ночные джунгли справа и слева от тропы.
В голове у Роквуда как будто поселилось гнездо шершней. Ковыляя за непривычно молчаливым Бореалем и спотыкаясь то о вылезшие из земли корни, то о стебли лиан, он с ужасом вспоминал вчерашний вечер.
Ллон, как самый благоразумный из них, сразу пошел спать. Бореаль и Роквуд воздали должное ужину, состоявшему из свинины с фасолью и чесноком – местной разновидности фейджоа, утки под острым соусом, печеных бананов, сладкой рисовой каши и разнообразных фруктов. У Роквуда разболелся живот, и он с излишним усердием налег на виски, которого у хозяина оказалось несметное множество сортов. Сам Маскуито смаковал коньяк и посмеивался над ничего не смыслящей в благородных напитках молодежью. После третьего «Джонни Уокера» сознание Роквуда затуманилось, и дальнейшее вспоминалось отрывками. Сначала говорили о кампаса. Синьор Маскуито очень живо описал, как еще пять лет назад на рынке в Манаусе можно было за какие-то десять тысяч реалов купить настоящую человеческую голову – а нынче попадаются одни фальшивки. Роквуд, кажется, спросил, как отличить оригинальный товар от подделки, и тут Маскуито вышел из комнаты и вернулся с несколькими темными мешочками в ореоле пышных волос. При ближайшем рассмотрении мешочки оказались самыми настоящими сушеными головами. Глаза у них были аккуратно зашиты какой-то желтой травой, так же как и то место, откуда должна была начинаться шея, а губы заколоты бамбуковыми щепками. Маскуито со знанием дела толковал о магических свойствах травы, будто бы удерживающей внутри душу покойника и не дающей ей пуститься во все тяжкие и начать мстить своим убийцам. Затем он поведал о том, как головы вываривают в чанах и сушат, набив песком, и какой при этом стоит аромат. Роквуд отчетливо помнил, как он глядел на кожистые, продернутые желтым волокном веки, и как его затошнило, и как Маскуито заботливо проводил его до туалета. Бореаль в это время уже счастливо храпел, обнимая бутылку. Роквуд хотел пойти спать, но почему-то вернулся из туалета в гостиную. Вот тут-то началось самое интересное.
В гостиной стоял бильярдный стол, огромный, крытый ярко-зеленым сукном. На столе сидела рыжая обезьяна-ревун. Мешок на горле ревуна подрагивал, и казалось, что обезьяна пытается срыгнуть, но это ей никак не удается. С видом печального разбойника, чистящего любимый мушкет, обезьяна натирала мелом кий. Рядом стоял Маскуито и нежно гладил ревуна по затылку. Ревуна звали Габриелем, и был он, по утверждению Маскуито, умнее любого шимпанзе и услужливей лондонского метрдотеля. Хозяин предложил сыграть в американский пул, и Роквуд согласился, и это было зря, потому что ему никак не удавалось попасть в центр битка – шар подскакивал, будто насмехаясь над незадачливым игроком, а однажды кий соскользнул и чуть не порвал сукно. Маскуито, напротив, играл отменно и ловко проводил дуплеты, триплеты, а то и четверные. Проиграв первую партию, Роквуд решил еще выпить для меткости и выпил, после чего шары уж совсем распоясались и превратились не в шары, а в сушеные головы. Бить по головам было намного удобней, только кий все тянулся к черному битку, усмехающемуся белозубой усмешкой Бореаля. Усмешка Роквуда возмутила, и он ударил-таки по битку и загнал его в лузу, и на этом партия была окончена – он проиграл. Дальнейшего Роквуд не помнил, и это было, как он подозревал, к лучшему.
Очнулся американец утром в кровати с дикой головной болью. Во рту стоял отвратительный вкус столярного клея, стены комнаты то наплывали, то снова удалялись в игривом танце, а вопли попугаев за окном звучали, как пожарная сирена. И что самое ужасное, над ним склонилось заботливое лицо Бореаля. Наплывая в волнах характерного запаха, подобное луне, влекущей за собой потный прилив, лицо широко улыбнулось и сказало:
– Джерри, ну и загулял ты вчера. Ах, как нехорошо, амиго совсем не умеет пить.