Обыкновенная история
Шрифт:
– Как свое буду бдеть! – заявил он, ударяя себя в грудь. – Вот ежели наша слободка полыхать, ик…. начнет, я сначала твой дом пппотушу, Сан…ек, а потом уже у себя завалы разгребать стану. Так-то вот!
От этих его слов я настолько растрогался, что сразу же выдал ему запасной ключ от своего дома, новый мобильный телефон для экстренной связи, и только уже потом налил ему еще одну сотку.
Время, конечно, не пощадило дядю Колю. При своих шестидесяти с лишком годах, выглядит он на все восемьдесят. Ходит он всегда в одной и той же свалявшейся, перештопанной телогрейке и кирзовых сапогах, как зимой, так и летом, и только когда уже сверху совсем печет,
А взгляд? Какой у дяди Коли пронзительно-многозначительный взгляд! Простецкий и одновременно изучающий лукавый такой прищур, как бы говорящий тебе: «Ну да, дурак я, деревенщина, чо с меня ишшо взять! А вот с тебя, мил человек, я завсегда сорву ужо чего-нибудь, а ежели не сорву, то хоть попробую, даже не сумлевайся.»
Живет дядя Коля вдвоем с матерью – бабкой Аней – древней, но все еще крепкой старухой с командным голосом и вечным шерстяным платком, обмотанным вокруг мощной кряжистой поясницы. Обитают они в старом пятистенке, когда-то приютившем под своей крышей большую семью Ивашкиных. Со временем почти все ее члены разбежались по разным сторонам света в погоне за лучшими условиями жизни, кроме тех, кто подался в совсем уже комфортный мир, разумеется. Жена ушла от дяди Коли еще лет тридцать тому назад, когда он пятерку свою первую разматывал, отхваченную то ли по своей глупости, то ли по ментовскому беспределу, а больше он так и не женился. Не смог он «простить женскому полу ихнего злобного коварства». Дети дяди Колины тоже почитай забыли, как их биологического отца зовут, городскими стали давно, гордыми. Последними, лет пять уж как, сестра с мужем с насиженного места сорвались, в районный центр подались, к паровому отоплению поближе.
– Ну чего на этот раз, насовсем к нам, али как? – задает он мне два раза в год свой коронный вопрос, выковыривая сучковатыми желтыми пальцами дешевую папиросу из отворота дырявого картуза.
– Али как, – говорю я. – На выходные. Грибы, рыбалка, шашлычок, и бегом назад. Работа, она понимаешь, ждать не будет.
– А добра-то, добра, ешкин кот, как будто на всю оставшуюся жисть навез. – язвительно замечает он, придирчиво рассматривая тюки и коробки, доставаемые мной из багажника.
– Запас кармана не тянет. Кстати, тут набор блесен тебе где-то был, потом еще новые дворники для твоей девятки и снотворное для бабы Ани. Ну и так, из продуктов всякое-разное по мелочи. Эй, а почему это я не вижу ее платка в дверном проеме?
– Нету мамочки у меня боле, – говорит он и осекается, подавившись дымом. В углу века у него блестит слеза.
– Да ты что? Как же оно так? Вот тебе и новость!
– …В райцентр уехала намедни, к сестре – пособить картоху покопать. Сказала, раньше Покрова и не ждать даже, – откашлявшись, продолжает он.
– Уф…Ну ты это, поосторожней там с выражениями, Цицерон доморощенный! А то я уж подумал, грешным делом, что даром я бегал по аптекам полдня, не в каждой еще такое зелье без рецепта отпустят…
Разгрузившись, мы, навьюченные, идем в дом. Дядя Коля, словно охотничья собака, обязательно трусит впереди, как бы показывая мне верное
– Все на месте, можешь даже не проверять, ставни, вишь, на месте, провода алюминтиевые тоже тут, коврик резиновый, смотри. У меня, брат, того, кошка без спроса не проскочит.
Заходим в горницу.
– Ну? – гордо вопрошает дядя Коля. – Все на месте? Ведра, керосинка, телевизор «Рекорд»? Есть какие вопросы по сохранности имущества? То-то, Саня, мимо меня и мышь не проскочит.
«– Да уж, все на месте, вон прибавилось даже, – мысленно констатирую я, заметив кучку пепла на новой скатерти.»
– Лютая зима была нынче. – воодушевленно делится новостями сосед, как бы не замечая моего хмурого взгляда. – Да! Мороз под сорок через день. Слыхал по радио, следующая и того хлеще будет? Так что дров тебе подкупить бы надобно, паря.
– Незачем, дядь Коль, у меня, вроде, и без того кубов пять в запасе было.
– Так-то, когда оно было-то, Сань?
– Прошлой осенью и было, а я с тех пор не приезжал ни разу. А на что ты мне тут подобным образом намекаешь? – настораживаюсь я. – Пяти разве мало что ль?
– Зима лютая была шибко. Ну я и того… подтапливал…. Помаленьку, конешно. Тебя, не себя в смысле, подтапливал, – поспешно уточняет дядя Коля, заметив мое замешательство.
– Так ведь я же не просил!
– Просил – не просил. Зима была лютая, говорю ж. А дом деревенский он что? Он вымораживаться любит. Дому, Саня, как людям, продух нужен. Вот я печку потоплю, он и подышит покуда.
– Хочешь сказать, блин, что ты все мои запасы на продух извел, тимуровец недоделанный!
– Нее, не все, – хитро улыбается он, – Куба полтора осталося ишшо. Вот я и говорю об том, дров подкупить бы тебе надо.
Я шарю взглядом по полкам, почувствовав неуемное желание пригубить чего-нибудь. – Дядь Коль, тут где-то бутылка, начатая стояла. Ты случайно не в курсе, куда она подевалась, а?
Дядя Коля начинает усиленно озираться по сторонам, хлопать дверцами антресолей, даже под лавку заглядывает.
– Нее, не было, – говорит он преданно глядя на меня. – Три звездочки, которые что ли? Точно не было. Я бы такое завсегда запомнил. У меня, знаешь, и блоха не проскочит.
– Я чего беспокоюсь-то, – решив пошутить, говорю ему я, вспомнив рассказ Толстого «про сливы». – Там не коньяк, там отрава крысиная была. Не дай Бог если что, отвечай потом…
– Какой яд? Ты, об чем это, Саня?! Нормальный коньяк там был, хотя водка, по мне, все равно лучшЕе, – простодушно ведется на провокацию дядя Коля.
– Ну раз так, то давай-ка по маленькой, – смеюсь я и достаю из сумки «Пять озер», купленные по дороге в райцентре. – А, дядя Коль? … Дядяя Кооляяя!
Оборачиваюсь – нету дяди Коли.
Через две секунды он уже появляется в обнимку с банками, в одной руке помидоры, а в другой соленые рыжики.
Деревенский отдых начинается.
В прошлом году я открыл сезон не в августе-сентябре, как обычно, а в конце мая. Впрочем, ничего удивительного, до этого я там и вовсе года два не появлялся. А чтобы лучше понять – «почему», вам следует еще раз перечитать начало этой истории.
Как бы то ни было в тот раз я едва-едва нашел свою избушку, утонувшую в лабиринтах вовсю цветущей сирени и только-только занимающегося чубушника. От обилия запахов кружилась голова. Благодать! Продравшись сквозь заросли крапивы и чертополоха с одуванчиками, я, наконец, вышел к своему крыльцу. Тронул дверь – не заперто.