Обыкновенная жадность
Шрифт:
— Уже приступил… — Агеев быстренько засунул в уши современного вида наушники, тянувшиеся из обыкновенной магнитолы.
— Удачи тебе! — усмехнулся Померанцев.
— Не мне, а нам, — вполне серьезно возразил Филя и, выхватив откуда-то свежий номер «МК», тут же перестал обращать внимание на Валерия, уткнувшись в газету с самым сосредоточенным видом.
Следователь на него ничуть не обиделся и с улыбкой направился к собственной машине. Но, сев за руль, с места тронулся не сразу, задумчиво посидел, перебирая в памяти свой визит к Соне. В ушах Валерия, казалось, все еще звучал слащавый голосок Соркиной: «Мусечка был таким
«Интересно, — усмехнулся Померанцев, — хоть одно слово правды я от мадам нынче услышал?… Ай да тетка! Сильна врать… И с фантазией, похоже, у нее тоже все в порядке…»
О причинах, по которым Софья Эдуардовна так старалась навешать ему на уши лапшу, Валерий пока не думал, ибо полагал, что всему свое время: дойдет дело и до причин!
12
Владимир Владимирович Яковлев не относил себя к категории особо впечатлительных людей. Однако, подходя к комплексу печально известных на всю страну зданий на Каширке, ощутил все-таки неприязненный холодок где-то в области солнечного сплетения: в памяти невольно всплыли обрывочные фразы из «Ракового корпуса» Солженицына, который прочел когда-то, еще в советские времена, на одном дыхании…
Деваться, однако, было некуда: именно здесь уже второй месяц, как выяснилось, влачил остатки своего существования необходимый ему человек… Валерий Померанцев, говоря о том, что у Яковлева едва ли не лучшая в столице агентурная сеть, был, в общем-то, не так уж далек от истины. Володе понадобилось не более полутора часов, чтобы отыскать бывшего начальника охраны покойного адвоката Дубко, он же Муся Аркан.
Василий Сергеевич Глазырин, в свое время проходивший срочную службу в Афгане и еще там заполучивший ожидаемую кличку Глаз, лежал на Кашир-ке во втором корпусе, в отдельной четырнадцатой палате. Восемь месяцев назад прооперированный по поводу злокачественной опухоли желудка, на сей раз никакой операции он не ожидал. Как пояснил Володе в телефонном разговоре, предварившем этот визит, заведующий отделением, Глазырин проходил здесь курс лучевой терапии. О прогнозах по поводу больного доктор выразился кратко и емко: «Неблагоприятные».
Против Володиных ожиданий палата, в которой лежал Василий Сергеевич, мрачной совсем не выглядела: чистенькая, очень светлая, с витающим в воздухе едва уловимым запахом хвои. Зато одного взгляда на самого больного, лежавшего на высокой койке изголовьем к окну, Яковлеву хватило, чтобы понять — дни Глаза сочтены… Казалось, желтая, как пергамент, кожа Глазырина натянута прямо на череп — настолько он был худ. Глубоко запавшие глаза выражали крайнюю из возможных для человека степень мрачности.
К высокому ложу Василия Сергеевича чья-то заботливая рука заранее придвинула предназначавшийся для посетителей, тоже выше, чем обычный, стул, на котором и пристроился оперативник после того, как поздоровался с обитателем палаты.
На его приветствие Глазырин не ответил, в удостоверение взглянуть тоже не удосужился. Пристально глядя из-под насупленных кустистых бровей на Яковлева, он криво усмехнулся, продемонстрировав подгнившие желтые зубы:
— Давненько ваш брат-менты меня не беспокоили… Кто ж это по мне так соскучился?
— Получается, я… — развел руками Володя и попытался улыбнуться. Попытка явно не удалась, поскольку усмешка Глазырина сделалась еще кривее.
— А я вот
Яковлев сочувственно посмотрел на своего недоброжелательного собеседника:
— Отлично вас, Василий Сергеевич, понимаю. И пришел к вам исключительно в расчете, что и вы нас поймете: дело-то касается вашего бывшего подчиненного, убитого давным-давно неизвестно кем… Молодой парень, Павел Петрович Хвостов… если помните, конечно, такого…
Глазырин при последних словах Володи слегка сощурился, взгляд его обострился и сосредоточился на лице следователя.
— С чем, с чем, — произнес он негромко, — а уж с памятью-то у меня пока что все в порядке… А с чего это вы вдруг про Пашку вспомнили?… Тогда вроде и не сильно интересовались, кто его замочил.
— Следствие тогда вели не мы, — покачал головой Яковлев, — и вы правы, судя по документам, велось оно абы как, спустя рукава… — И, поскольку Глаз молчал, продолжая разглядывать Володю, он продолжил: — Ну а что касается причин, по которым мы к этому делу вернулись… Скрывать не стану: недавно совершено убийство, в котором использован тот же способ и то же оружие, что и в случае с Хвостовым…
— Ага… — насмешливо пробормотал Василий. — Небось шишку какую-нибудь замочили? Как же, тут вы сразу засуетились! А когда Пашку положили, — так, мол, ему, отморозку, и надо?
— Ну зачем вы так? — мягко возразил Яковлев. — Я же сказал, следствие не мы вели… Кстати, тем же ножом и тем же способом до этого был убит и ваш бывший шеф Дубко…
— Знаю… — Глазырин внезапно закашлялся, потом нажал какой-то рычажок, отчего изголовье кровати приподнялось под небольшим углом. Теперь Василий Сергеевич полулежал и разглядывал Володю почти в упор. Потом, видимо приняв какое-то решение, он еле заметно покачал головой и заговорил: — Ладно… Скрывать-то мне от вас нечего, а и было бы чего, бояться мне вас нынче поздно. Вон, Костлявая у порога стоит, ждет не дождется своего часа… — Он помолчал. — Что касаемо Аркана и Пашки Хвоста, пробовал я тогда сам маленько поковыряться, да бросил это дело на полпути…
Яковлев посмотрел на Глазырина вопросительно. Тот его отлично понял и скрывать причину, по которой не довел задуманное до конца, не стал.
— У меня еще с Афгана на Костлявую чутье особое было… Проще сказать, чуял я ее как бы шкурой… Ползешь, к примеру, ночью, тропа как тропа, днем всю округу вроде бы прошуровали, все чисто. И вдруг чую — дальше нельзя… Мужики вроде сперва ржали надо мной, да только ржачка их быстро кончилась после того, как те, что, значит, ноль внимания на мое это чутье, либо — в клочья, напоровшись на растяжку, либо — пулей в затылок из засады… Не-а, Костлявая меня там не ловила, здесь, выходит, ждала, чтоб, значит, наверняка…
Он замолк, видимо утомившись, а может, просто предавшись своим афганским воспоминаниям.
— Что же, и когда вы попытались самостоятельно расследовать причины гибели вашего хозяина, а затем и подчиненного, тоже было это самое чутье?
Глазырин кивнул:
— Оно… А затеял я это дело уже после того, как Пашку замочили. Только и успел, что с ребятами побалакать, хотя дало это мало что… Ну а потом, когда без всякой пользы к Вальке смотался, девке его… Вот тут и почуял. Ну и все…
— Несмотря на то что разговор с этой Валей был безрезультатным? — спросил Яковлев.