Обзор истории русского права
Шрифт:
Поэтому почти при каждом иске к суду являлись с той и другой стороны целые толпы родственников и соседей, причем роль главных деятелей совершенно скрывалась за действиями масс пособников. Это удержалось до издания судных грамот. Псковская грамота запрещает ходить на суд «помочью», приказывая лезть в судебницу только двум сутяжникам. Из ее слов можно заключить, что еще в то время пособники силой лезли в судебню, били подверников. По Новгородской судной грамоте, стороны приводили с собой толпы приятелей (совершали «наводку») и тем парализовали действие правосудия (Новг. судн. гр., 6, 13). В позднейшем, литовско-русском периоде, чем богаче был истец или ответчик, тем с большей свитой являлся он на суд, наводя ужас на судей и противника.
Кроме семьи, рода и общины, истцами и ответчиками являлись юридические лица в собственном смысле, обыкновенно в полном составе своих членов – физических лиц. Это опять открывается из запрещения, постановленного Пск. судн. гр., чтобы за церковную землю в суд помочью соседи не ходили, чтобы искал и отвечал один представитель юридического лица – староста (Пск. судн. гр., 70). С постепенным выяснением понятия лица в частном праве, определяется и деятельность физического
Отстранив участие толпы родственников и соседей, закон должен был определить, всякое ли лицо должно непременно лично являться на суд или могло выслать за себя представителя («ответчика», «пособника»)? Думать надобно, что первоначально личное присутствие сторон в суде было общим правилом, так как процесс должен совершаться личными средствами (например, испытание огнем и водой, клятвой и полем) с помощью семьи и рода. Поэтому Русская Правда молчит о представительстве вовсе. В эпоху же Новгородских и Псковских судных грамот судебное представительство получило широкое развитие. Кто мог иметь представителей? По Новгородской судной грамоте, поверенных, которые в ней называются ответчиками, мог иметь всякий (ст. 15, 19, 82). Напротив, по Псковской судной грамоте, право это принадлежит только женщине, дитяти, монахам и монахиням, дряхлым старикам, глухим. Кто мог быть представителем? Прежде всего люди, связанные с истцом или ответчиком семейными узами (это остаток древнего пособничества); такие естественные представители суть сын за мать, муж за жену. Новгородская судная грамота, говоря об этом, предоставляет право выслать за себя сына вдовам старейшим или по крайней мере житьим, т. е. двум высшим классам общества. Но отсюда не следует, что вдовы прочих сословий лишены были права высылать за себя детей. Относятся ли к числу естественных представителей слуги (холопы) и вообще домочадцы истца и ответчика, на это памятники не указывают прямо, но порядки последующих времен делают такое предположение совершенно вероятным. Кроме естественных представителей, можно было выслать всякое стороннее лицо, как ответчика, с следующим одним исключением: лица, облеченные общественной (административной) властью, не могут быть частными поверенными (Пск. судн. гр., 68, 69). Это, очевидно, в тех видах, чтобы предотвратить невольное давление на совесть судьи.
Однако, несомненно, что право того времени еще неохотно допускало развитие ремесла поверенных наемных: это видно из того, что Пск. судн. гр. воспретила одному и тому же поверенному вести два дела в один и тот же день (ст. 71). Очевидно, что процесс еще недалеко ушел от той формы, когда обе стороны должны были вести его лично, и теперь много еще оставалось таких процессуальных действий, которые не могли быть поручены наемнику: так, допустив наймитов к судебным поединкам, закон не допускал, чтобы можно было нанять за себя целовать крест (Пск. судн. гр., 36). Естественные представители – не наемники – могли, по всей вероятности, исполнять все процессуальные действия (Новг. судн. гр., 19, ср. ст. 16). Это уясняет нам роль поверенных на суде. Кроме уже указанных ограничений, в других отношениях поверенный заменяет доверителя вполне: так, срок явки к суду, принятый поверенным, обязателен для доверителя, если поверенный умрет до наступления этого срока (Новг. судн. гр., 32).
Установление отношений сторон до суда. Процессуальные отношения сторон установляются, по общему правилу, договором между ними. Содержание этого договора существенно составляли следующие вопросы: предмет спора, судья, к которому следует идти за решением, и срок явки в суд. Впрочем, второй из этих трех предметов входил в договор лишь в древнейшее время: на это в эпоху Русской Правды есть прямые указания: «Русский не должен звать латинянина на суд другого князя, кроме князя смоленского; разве если сам захочет, то пусть идет» (Договор 1229 г., 28); в позднейшее время на это есть лишь намеки, именно в следующем постановлении Новг. судн. гр.: если стороны взяли срок явки к какому-либо судье, и этот судья переменится, то это не освобождает их от обязанности явиться в срок к новому судье (Новг. судн. гр., 30).
В позднейшее время существенным условием договора становится срок. Важное значение этого условия определяется тем, что сторона, не выполнившая его, т. е. не явившаяся в установленный срок, тем самым теряла иск; противная сторона получала бессудную грамоту (т. е. приговор, состоявшийся без суда). Между тем в тех случаях, когда установленный срок отменяется судом и переносится на другое время, эти строгие последствия исчезают: к неявившемуся посылается троекратный вызов, после которого взыскивается штраф за неявку, но теряется ли вместе с тем иск, остается еще сомнительным (Новг. судн. гр., 31, 39). Форма совершения этого договора в первобытные времена весьма различалась от той, которая установилась в конце эпохи. Прежде он заключался личными средствами сторон, имея все сходство с условиями о пари или битья об заклад. Спорящие стороны в присутствии посторонних бьются в заклад, причем, действительно, имеет место и заклад (т. е. известная вещь – может быть вещь, о которой именно идет спор, или известное количество денег отдается на руки сторонним третьим лицам). Момент заключения сделки определяется или рукобитьем («да по руце ему ударити с исцом своим» – Новг. судн. гр., 24), или бросанием шапок вверх, что называлось выдачкой (все эти формы мы восстанавливаем из позднейших памятников западнорусского права, в котором сохранились вообще древнейшие черты русского права).
В более позднюю эпоху договор совершался при участии судебной власти, к которой истец обращался за содействием уже по общему правилу. Судебная власть дает детского (Договор 1229 г., ст. 21), который в последующих памятниках называется приставом.
Так устанавливаются процессуальные отношения договором сторон. Но в большой массе случаев договор, очевидно, не может быть заключен между сторонами; таковы почти все обвинения в преступлениях, когда ответчику всегда выгодно уклониться от суда. Тогда вместо договора истцу позволялось связать ответчика и вести его на княжий двор. Возможные при этом злоупотребления силы отстранялись законами: если окажется, что человек связан «без вины», то истец платит большой штраф (Рус. Пр., Кар. 90, 135; Дог. 1195 г., ст. 4; Дог. 1229 г., ст. 20). Уже в эпоху Русской Правды, а тем более в эпоху судных грамот арест мог быть произведен не иначе, как по уполномочию власти. Арест всегда мог быть заменен порукой. Развитие системы поручительства в древнем русском праве есть черта, ставящая высоко этот процесс над последующим, где развитие следственных начал заставило ценить свободу человека весьма низко.
Особенные виды установления отношения сторон до суда составляют:
а) свод; б) гонение следа.
Свод состоит в отыскании истцом надлежащего ответчика посредством закличи, свода в тесном смысле и присяги. Всякий, у кого пропала вещь, производит объявление на торгу – закличь (Рус. Пр., Кар. 27 и 29). Закон предполагает, что объявленная заповедь должна сделаться известной для того города, или того «мира», где она сделана, в продолжение 3 дней. Если истец найдет свою вещь по истечении 3 дней после закличи, то тот, у кого она найдена, признается ответчиком, который не только возвращает вещь, но и уплачивает уголовный штраф – 3 гривны за обиду. Если же закличь не была еще сделана, или если собственник нашел вещь в руках другого до истечения узаконенных 3 дней после закличи, или, наконец, он нашел ее не в своем городе (или «миру»), то начинается свод. Человек, у кого найдена вещь, отнюдь не признается еще ответчиком: он мог законным путем приобрести ее от третьего лица, ему известного. Вот почему закон, оставляя вещь во владении купившего ее, обязывает его вместе с первоначальным хозяином идти к тому лицу, у кого первый приобрел ее. Если это третье лицо ссылается также на законный способ приобретения вещи, то свод продолжается дальше всеми заинтересованными лицами. Участие первоначального собственника в этом иске подлежит, впрочем, ограничениям: если свод вращается в одном городе, то собственник идет до конца свода, но если цепь заинтересованных переходит за пределы города в область, подчиненную городу, то истец идет только до третьего свода. Это, очевидно, для того, чтобы не затруднять его слишком в интересах добросовестных владельцев. Тогда тот, до кого дойдет 3-й свод в области, должен вручить истцу деньгами цену, равную вещи, а сам уже ведет свод далее (Кар. 32). Исключение из этого составляют иски о челядине: истец должен идти до 3-го свода во всяком случае, т. е. даже и тогда, когда свод вращается в одном городе. Это потому, что при этом нет особенной надобности в присутствии хозяина: челядин сам может указывать, какими путями он переходил от одного владельца к другому. Третий приобретатель челядина должен выдать истцу своего раба, а сам получает украденного челядина и ведет свод дальше (Кар. 34).
Свод может кончиться трояким образом: или последний владелец не докажет, что приобрел вещь законным образом от кого-либо, или, если он в состоянии доказать это, но не знает человека, у кого купил, или, наконец, свод приведет к границам государства. В первом случае последний владелец признается вором и подлежит уголовному штрафу и частному взысканию, которое идет на удовлетворение тех, кому он продал краденую вещь (Кар. 30). Во втором и третьем случае последний владелец должен доказать, что он купил, а не украл вещь. Доказать это можно только присягой двух свидетелей покупки (Кар. 33). Присяга двух свободных мужей может быть заменена присягой одного мытника. Последний владелец лишается своих денег, заплаченных за вещь; впрочем, он сохраняет навсегда за собой право иска, если когда-либо встретит лицо, продавшее ему вещь. Тогда опять начинается свод и кончается открытием преступника, который и вознаграждает потерпевшего и уплачивает уголовный штраф (Кар. 33, 36). В Двинск. Уст. гр. конец свода, кажется, определяется количеством сводов, именно 10-ю (если ранее этого не найден настоящий вор; Двинск. Уст. гр., 5). По Псковской судной грамоте, формы вещных исков применены были к некоторым искам, возникающим из обязательств, именно к тем, которые возникают не из формальных договоров (Пск. судн. гр., 34, 39, 44, 46, 47, 54, 56, 110).