Оцеола, вождь семинолов(изд.1991)
Шрифт:
– Да,– сказал Клинч, приосанившись.– Мои воины многочисленны и сильны. Их много в форте и еще больше в пути сюда. Вам нечего бояться.
– Это хорошо, – ответили вожди.– Если нам придется плохо,мы будем искать у вас защиты. Вы обещали ее нам– это хорошо!
– Спросите вождей,– обратился ко мне агент,которого осенила новая мысль, – не знают ли они, явится завтра на собрание Холата-мико?
– Сейчас мы этого не знаем.Холата-мико не открыл своих намерений. Но скоро мы это узнаем.Если он собирается остаться,то до восхода солнца его палатки не будут свернуты.Если нет– то они будут убраны до заката луны.Луна заходит, и мы скоро узнаем, уйдет он или останется.
– Палатки вождей видны из форта?
– Нет. Они скрыты за деревьями.
– Вы сможете
– Да, но только на этом же месте. В форте наш посланец будет замечен. Мы можем вернуться сюда сами и встретить одного из вас.
– Правильно, так будет лучше,– ответил агент, довольный ходом событий.
Прошло несколько минут.Оба генерала продолжали шепотом совещаться. Вожди стояли в стороне, еподвижные и молчаливые, как статуи. Наконец генерал Клинч обратился ко мне:
– Лейтенант! Вы подождете здесь возвращения вождей. С ответом явитесь прямо ко мне в штаб.
Последовал обмен поклонами. Два американских генерала отправились к себе в форт, а индейские вожди исчезли в противоположном направлении.
Я остался один.
Глава XXXII
ТЕНИ НА ВОДЕ
Я остался наедине со своими мыслями.Мысли эти были окрашены чувством горечи. Виной тому было несколько причин.Мои радужные планы были разрушены, мое сердце жаждало вернуться к светлым и тихим радостям дружбы, но меня раздирали сомнения, меня мучили неопределенность и неизвестность.
Смятение мое усугублялось и другими чувствами. Роль, которую мне надо было играть, казалась мне отвратительной. Я сделался орудием коварства и зла, мне пришлось начинать свою военную карьеру с участия в заговоре, основанном на подкупе и измене. И хотя я действовал не по своей воле, я чувствовал всю постыдность своих обязанностей и выполнял их с непреодолимым отвращением.
Даже прелесть тихой ночи не успокаивала меня. Мне казалось, что к моему настроению больше подошла бы буря.
И все-таки это была удивительная ночь!Земля и воздух застыли в безмолвном покое. Порой по небу проносились белые перистые облачка, но они были так прозрачны, что закрывали лунный диск лишь легкой серебряной дымкой, и он лил на лес свой яркий свет,не теряя ни одного ослепительного луча. Блистательное великолепие лунного света, отражаясь от глянцевитых листьев лавров, преображало весь лес, в нем как будто сверкали миллионы зеркал. Особый эффект этой картине придавали светляки.Они целыми тучами летали под тенью деревьев и освещали темные своды леса разноцветными искрами – алыми, синими, золотыми… Они носились то вверх, то вниз, то прямо, то кружась, как бы двигаясь в лабиринте какого-то сложного танца.
Среди этого сверкающего великолепия лежало маленькое озеро,тоже блиставшее, как зеркало, в резной прямоугольной оправе.
Воздух был напоен сладчайшими благоуханиями.Ночь была довольно свежая,но не холодная.Многие цветы не закрыли свои венчики– не все они были помолвлены с солнцем, некоторые из них дарили свои ароматы луне. Кругом цвели сассафрас и лавры, и их запах, смешиваясь с запахом аниса и апельсина, наполнял воздух восхитительным ароматом.
Всюду царила тишина, но это не было безмолвие. Южные леса ночью никогда не бывают безмолвны.Древесные лягушки и цикады начинают свой пронзительный концерт вскоре после захода солнца,а прославленный певец американских лесов – пересмешник лучше всего поет при лунном свете. Один из них сидел на высоком дереве у края озера и как будто старался развеять мою грусть самыми разнообразными мелодиями.
Я слышал и другие звуки: гул солдатских голосов из форта, сливавшийся с отдаленным шумом в индейском лагере. Иногда кто-то громко нарушал монотонную тишину бранью, восклицанием или смехом.
Не знаю,сколько времени прождал я возвращения индейцев – час, два или больше.Я определял время по движению луны. Индейцы сказали, что Холата либо покинет лагерь раньше, чем зайдет сияющий диск луны, либо останется. Часа через
Я устремил взгляд на озеро.Половина его лежала в тени,на другую падали серебряные лунные лучи и,пронизывая прозрачную воду,освещали ее так, что видны были белые раковины и светлая галька на дне. Вдоль линии,где встречались свет и тьма,вырисовывались силуэты благородных пальм. Их высокие стволы и пышные кроны,казалось,уходили далеко вниз, к самым глубинам земли, как будто они принадлежали к другому, более блистательному небосводу, лежащему у моих ног. Пальмы, отраженные в воде, росли на холмистом гребне, который простирался вдоль западного берега озера и заслонял лунный свет.
Некоторое время я сидел,глядя на это подобие небосвода, и глаза мои машинально следили за огромными веерообразными верхушками пальм.Вдруг я вздрогнул,заметив на поверхности воды чье-то отражение.Этот образ,или, скорее, тень, внезапно появился среди стволов пальм. Это была,очевидно, человеческая фигура,хотя и увеличенная в размерах… да, без сомнения, человеческая, но не мужская.
Маленькая,ничем не покрытая голова, изящная покатость плеч, мягкие, округлые очертания стана и длинная широкая одежда, складками ниспадавшая на землю,– все это убедило меня, что передо мной женщина.Когда я впервые заметил ее, она шла между рядами пальм.Вскоре она остановилась и несколько секунд стояла неподвижно.Тогда-то я и заметил, что это женщина. Моим первым побуждением было повернуться и взглянуть на ту,чье отражение было так привлекательно.Я находился на западной стороне озера, и холмы простирались позади меня,так что я не мог видеть ни их вершин,ни пальм.Даже поднявшись с места,я все равно ничего не мог заметить, потому что огромный дуб, под которым я сидел,заслонял мне весь вид. Я быстро сделал несколько шагов в сторону и увидел вершины холмов и пальмы.Но женщина скрылась. Я пристально оглядывал холмы, но там никого не было. Я видел только веерообразные кроны пальм. Затем я снова вернулся на свое место и стал глядеть на воду. Пальмы так же отражались в воде, но отражение женщины исчезло.
В этом не было ничего удивительного.Я решил,что это не галлюцинация.Просто кто-то был на холме– очевидно,женщина– и сошел вниз, под тень деревьев. Это было естественное объяснение, и я им удовлетворился.
В то же время безмолвный призрак не мог не возбудить во мне любопытства, и вместо того чтобы сидеть, отдаваясь мечтательным размышлениям, я встал, озираясь кругом и напряженно прислушиваясь.
Кто могла быть эта женщина? Конечно,индианка.Белая женщина не могла очутиться в таком месте в такое время.Да и по одежде это, несомненно, была индианка. Что же делала она здесь одна, в этом уединенном месте?
На этот вопрос нелегко было ответить.Впрочем,тут не было ничего странного. У детей лесов время движется по-иному,не так,как у нас. Ночь, так же как и день, может быть заполнена делами и развлечениями.Ночная прогулка индианки могла иметь свою цель.Может быть, она просто вздумала выкупаться… А может быть, это влюбленная девушка, которая под сенью уединенной рощи назначила свидание своему возлюбленному…
Внезапно боль пронзила мое сердце,как отравленная стрела: «А вдруг это Маюми?»
Трудно передать словами,как неприятно подействовала на меня эта мысль. Уже весь день я находился под впечатлением тяжелого подозрения, возникшего у меня после нескольких слов,брошенных в моем присутствии одним молодым офицером.Они относились к красивой девушке-индианке,по-видимому хорошо известной в форте.В тоне молодого человека я уловил хвастливость и торжество.Я внимательно слушал каждое слово и наблюдал не только за выражением лица говорившего,но и его слушателей.Я должен был решить, к какой из двух категорий– хвастунов или победителей– я должен его отнести. Судя по собственным словам офицера, его тщеславию был нанесен удар, а его слушатели, или, во всяком случае, большинство из них, допускали, что он достиг полного счастья.