Оцепеневший
Шрифт:
— Что ты сделала? Отправила ей мою биографию?
— Макс, — осторожный тон тети Кэролайн сопутствует ее нежному прикосновению к моей руке.
— А ты выделила цветным маркером и подчеркнула места, где я впервые поцеловалась с парнем, или когда у меня начались месячные?!
Она снова пытается мягко начать:
— Макс…
— А не забыла снизу добавить примечание с моими баллами?
Сжимая мою руку, она вздыхает.
— Прекрати, mi amor (прим.перев.с
— Нет, — обрываю я ее. — Ты, тетя Кэролайн, была мне большей матерью, чем она когда-либо.
— Что прости? — верещит женщина.
Она звучит как сломанная заводная собака.
— Ты меня слышала, — я стою на своем. — Давай я буду полностью честной. Даже когда папа был жив, ты не была очень хорошей матерью.
— Ты говоришь это только потому, что была папиной дочкой…
— И для этого была причина, — проясняю я.
— Так… — дядя Майкл присоединяется к разговору, поднимая свое пиво. — Что привело тебя в город, Брит?
— Небольшой отпуск. Хочу немного посмотреть достопримечательности, сходить по магазинам…
— А в Европе закончились магазины? — ухмыляюсь я, поднимая свой кусочек чесночного хлеба, пока мой дядя давится смешком.
— И, — она прочищает горло, чтобы огласить. — У меня есть новости.
Наконец-то! Настоящая причина, по которой Сатана вышел из глубин Ада, чтобы побродить меж наших смертных душ. Ага, я немного больше, чем просто озлобленная, и немного более яростная, но серьезно… А вы бы не были?
— Рассказывай, — дядя Майкл подталкивает к разговору.
— Как вы знаете, я вышла замуж за Брода вскоре после того, как мы уехали.
Что это за имя такое — Брод? Звучит, как раздражающий звук, который издают животные.
— Через несколько лет после нашей свадьбы, у нас родился сын. Его зовут Уилфред. — Кажется, мои голосовые связки иссохли. — И они оба сейчас со мной в городе. Я бы хотела, чтобы вы с ними встретились.
Мне как-то удается встать.
— Мне нужно идти.
— Ты не можешь уйти, Макс, — дядя Майкл вытирает руки.
— Черта с два я здесь останусь!
— Макс, — его напористый голос звучит с предупреждением.
— Дядя…
— Посмотри на свои руки, — произносит он, и я машинально делаю это, потому что мне никогда особо не удавалось его ослушаться. Они жутко трясутся. — Ты не в состоянии вести машину. И я не хочу терять дочь. Иди в свою комнату.
— Ты не можешь запереть меня, дядя Майкл. Мне двадцать пять!
— Иди, — он поднимает взгляд вверх, чтобы встретиться с моим, и серьезность — единственная эмоция, которую я сейчас вижу.
Без единого слова я спешу из комнаты к себе, закрывая дверь с хлопком. Как только я оказываюсь внутри, чувствую, что мне будто снова пятнадцать. Глаза тут же находят окно, по которому Логан постоянно пробирался сюда, раз в две ночи.
Ого.
Я провожу рукой по макушке, вниз по хвосту и осматриваю комнату, как расцвет своего юношества. Постеры музыкальных групп на стенах рядом с постерами книг, одеяло детского голубого цвета в красный горошек, плоский телевизор на розовой стене с синими полосами.
До сих пор не могу поверить, что тетя Кэролайн позволила мне покрасить стену в такой цвет. Я переживала странные времена! Что-то связанное с розовым и синим вместе. Эрин отговаривала и отговаривала меня от этого. Говорила, что это выглядело так, будто стошнило младенца. А Логан, ну, он помог мне покрасить стену. Он сказал, что синий цвет в комнате делает ее наполовину его.
Плюхаясь на кровать, я опускаю голову на подушки и обнимаю Микки Мауса, которого дядя Майкл привез мне со своей командировки прямо после смерти папы и ухода женщины-дьявола.
Дверь сотрясают два резких стука.
Я закрываю глаза и кричу.
— Если это Злая Ведьма с востока, уйди! Я бы предпочла, чтобы на тебя скинули дом!
Звук движения двери заставляет мои глаза открыться, и я вижу, как дядя Майкл заглядывает внутрь.
— Мне можно войти, Блинчик?
Я прилагаю все усилия, чтобы побороть улыбку, которая хочет появиться на моем лице, и киваю.
Прозвище дяди Майкла — то же самое, что и мой отец использовал для меня. Они оба любили брать меня на блинчиковые свидания. Только двое из нас. Папа привык посыпать свои блинчики шоколадной крошкой и поливать каплями шоколада, тогда как дядя Майкл покрывал свои блинчики шоколадными чипсами и орешками.
— Я кое-что тебе принес, — он пытается звучать радостно.
— Это волшебная палочка, чтобы избавиться от аномалии в этом доме?
— Лучше, — он вынимает кексик из-за спины. С улыбкой кладет его на край кровати возле меня. — Помнишь, что всегда говорил твой папа?
Я наблюдаю за тем, как он разламываем кексик пополам.
— Когда ты любишь кого-то, ты всегда отдашь ему больше, чем оставишь себе. А затем он разламывал кекс и отдавал мне большую часть.
Дядя Майкл протягивает мне большую часть и целует меня в лоб.
— Ты знаешь, что я люблю тебя, Макс.
— Знаю, — шепчу я, засасывая весь кусок кекса себе в рот.
Не судите меня сейчас. Я уверена, что выгляжу, как младенец на вечеринке по поводу дня рождения, с размазанной по моему лицу глазурью, но что вы от меня хотите? Моя жизнь — кавардак! И есть я могу соответствующе!