Очаг и орел
Шрифт:
Эймос покинул фабрику и прогулочным шагом отправился вниз по Плезент-стрит. Для него действие всегда было ответом на дискомфорт. Он ускорил шаг и поймал себя на том, что очарован городом, принявшим его, как сына, хотя и несколько снисходительно.
Стояла хорошая июньская погода. Эймос проходил под кленами и вязами, покрытыми молодой листвой, солнце сверкало на ярко-голубом небе, и он вдыхал аромат соленого океана и цветов. В садах, расположенных за домами, росли розы и петуньи, на окнах — герани и гелиотропы. Он одобрил свежую, ослепительно-желтую окраску домов на улице Франклина. Он также одобрил величественный
Но когда Эймос взглянул на старый дом, его настроение испортилось. Он покачал головой, глядя на это строение с жалостливым раздражением.
Серебристо-серые обшивочные доски никогда не знали краски, крутая крыша старого флигеля и двускатная крыша более поздней большой пристройки Моисея Ханивуда говорили о буйной фантазии и отсутствии вкуса, оскорблявших Эймоса. И почему в свое время Ханивуды не могли сделать окна, квадраты которых имели бы одинаковый уровень и сохранили бы вертикальные линии и сейчас?! Эймос постоял, положив руку на покривившуюся калитку, мысленно переделывая дом. Он объединил все строение общей крышей, вырезал правильно окна, впереди дома выстроил веранду и поставил на нее высокие кресла, откуда гости могли бы любоваться заливом. Он также построил пару ванных комнат, чтобы привлечь богатых клиентов — не таких голодранцев, как этот художник.
Эймос, плотно сжав губы, поднялся по тропинке и вошел в дверь пивной.
В низкой прокуренной комнате находились четверо посетителей, которые подняли голову при звуке дверного колокольчика. За столом, стоящим у окна, Пинней Колт играл в шашки со своим братом. В центре пивного зала сидел капитан Браун, он угрюмо потягивал виски и слушал политические предположения, исходившие от Вудфина, мастера по разделке и засолке трески, нудного болтуна.
Знакомые с Эймосом посетители пивной небрежно приветствовали его. Игроки продолжили игру в шашки. Никто не чувствовал к Портермэну никакой враждебности. Все они были моряками и оставались ими, упрямо цепляясь за приходящую в упадок торговлю рыбой, которой занимались с рождения, и их совершенно не интересовал обувщик, тем более «иностранец».
Эймос, привыкший к такому обращению, увидел прекрасную возможность наладить с ними отношения. Он все еще лелеял надежду об избрании в местные законодательные органы. Он прекрасно понимал, что не добился больших успехов в этой области, но подумал, что, возможно, будет полезно, если они узнают, что он понимает их интересы. Миссис Ханивуд не было видно, ее место за прилавком занимала неопрятная девица в грязном переднике. Эймос решил переговорить с хозяйкой позже и сел за стол между Вудфином и капитаном Брауном. Он заказал всем выпивку и обратился к ним с вопросами.
Действительно ли у флотилии хороший улов и она скоро вернется с Отмелей? Неужели огромный косяк макрели шел прямо на них? Черт возьми, и почему это правительство отменяет премиальные выплаты рыбакам? Времена и без того тяжелые, и эта кучка идиотов в конгрессе могла бы вести себя более разумно. Как там старый «Подкаблучник» капитана Брауна, все еще стоит на ремонте? Будет ли он плавать?
Выпив грога, моряки немного расслабились. Капитан Браун отвечал угрюмо и односложно, но Вудфин сиял: грог
— Вчера я был около Доллиберской бухты, — произнес Эймос, обращаясь к Вудфину, — ваша треска коптится быстрее остальных.
Болтун Вудфин провел по своим прямым седым волосам рукой, сплошь покрытой шрамами, и самодовольно кивнул:
— Моя рыбка самая лучшая, она будет золотисто-бежевой, как скорлупа ореха, потому как поймана около берегов Португалии. Днем она вялится на солнце, на ночь ее укрывают, а как только мясо начинает хорошо отделяться от костей, Ой укрывает ее в отличные дубовые бочки, там она и доходит до полной готовности.
За солью он посылал в Провинчето, было времечко, когда Ой считал соль из Беверли пригодной для этих целей, но с ней рыба просаливается очень долго. Сейчас уже нет разницы между этими сортами соли, так же, как нет разницы между сортами трески, хотя всем известно, что рыба, пойманная у Больших Отмелей со стороны Ньюфаундленда, отличается по вкусу от той, которая поймана восточнее. Как-то в пору своей молодости Ой плавал на «Ханне», водоизмещением в двадцать тонн. Она была построена в Ипсвиче, лучшего судна от Наанта до Ньюбери не сыскать, а капитаном был Том Чивер, Ой помнит...
Болтун Вудфин все говорил и говорил, его речь журчала, как бурный ручей, текущий по каменистой местности. Играющие в шашки вновь вернулись к своему занятию. Капитан Браун низко склонился над своей массивной глиняной кружкой, его взор был затуманен. Моряк тягостно о чем-то размышлял.
Вздохнув, Эймос поднялся и пошел к стойке. Этого никто не заметил, Вудфин продолжал свой монолог. Эймос заплатил за выпивку и вышел из пивного зала в поисках миссис Ханивуд.
Хозяйку гостиницы он нашел на кухне. Сьюзэн снимала сливки с молока и изрядно смутилась, увидев гостя.
— О, мистер Портермэн! — воскликнула женщина, выронив шумовку. — Я рада вашему приходу, только мне неудобно принимать вас в таком виде. Я не думала, что вы зайдете. Пойдемте в гостиную, — предложила она, поправляя закатанные рукава и снимая ситцевый передник.
— Не беспокойтесь, мэм, — остановил ее Эймос. — У меня мало времени, я только хотел проведать вас. Давайте присядем здесь.
Он огляделся вокруг. Заметив, как Сьюзэн нехотя опустилась на деревянную скамью, Эймос осторожно сел в виндзорское с резной спинкой кресло. Оно было изготовлено в Бостоне около двух веков назад по заказу Исаака Ханивуда. Эймоса поразили две вещи: первое — что оно даже не скрипнуло под тяжестью его тела, второе — что этого монстра почему-то не пустили на растопку, как большинство других вещей в этом доме. Эймос бросил взгляд на изъеденные червями балки и грубо отесанные перекрытия над очагом. Здесь не было даже приличной каминной доски.
— С вашими деловыми способностями, мэм, — мягко обратился он к Сьюзэн, — вы вскоре заработаете на переоборудование вашей кухни. Я уверен в этом.
Сьюзэн кивнула, соглашаясь с его замечанием.
— Я бы так этого хотела, но Роджер не желает и слышать об этом. Он даже не разрешает накрывать этот старый стол скатертью, а ведь она освежила бы кухню. Даже плита досталась мне с боем. Я хотела обить досками очаг, но Роджер запретил мне это сделать. Он любуется этими старыми черными каминными железяками, будто они отлиты из золота.