Очаг света [Сцены из античности и эпохи Возрождения]
Шрифт:
Ф е р а м е н. Необходимо было избежать гражданской войны! Если бы не я, многие из присутствующих были бы убиты, а быть изгнанным - значило спасти жизнь.
К р и т и й. Ты обвиняешь нас в том, что мы казнили слишком много народу, но никто из нас не повинен в таком количестве смертей, как ты сам: действительно, всякий политический переворот приносит с собой ряд смертных казней; без тебя же не обходится ни один переворот, и потому ты повинен как в смерти олигархов, погибших от рук демократии, так и в смерти демократов, погибших от рук знати.
Ф е р а м е н. Стало быть, ты судишь также и самого себя, и всех присутствующих.
К р и т и й. Члены Совета! Зная о его политических метаморфозах, можем ли мы не принимать предосторожностей,
Ф е р а м е н ( выходя к кафедре). О мужи! Только в одном я согласен с Критием: если кто-либо злоумышляет лишить вас власти и содействует усилению злоумышляющих против вас, он должен по справедливости подвергнуться высшей мере наказания. Но кто из нас так поступает, вы прекрасно рассудите, я в этом не сомневаюсь, если сравните все мое поведение - в прошлом и в настоящем - с поведением того же Крития. Зачем было арестовывать и казнить Леонта Саламинца или богача Никерата, сына Никия? Только для того, чтобы создать враждебное настроение к правительству в кругах богатых и благонамеренных граждан! Много народу удалено в изгнание. Но мне показалось нецелесообразным присуждать к изгнанию Фрасибула, Анита или Алкивиада. Это наилучший способ для усиления противников: народ получал таким образом надежных вождей.
К р и т и й. Если бы мы казнили Фрасибула, он бы не явился с оружием руках против нас.
Ф е р а м е н. Заметьте, что правление четырехсот было установлено голосованием самого народного собрания, которому удалось внушить, что лакедемоняне охотнее заключат мир и вступят в союз при каком угодно другом строе, только не при демократическом. Но расчет оказался ошибочным тогда, лакедемоняне ничуть не стали снисходительнее при переговорах, зато теперь - при нашем полном поражении - именно мы спасли Афины, заключив союз с лакедемонянами. Критий говорит о моих метаморфозах. Но скажите, бога ради, как же назвать того, который не нравится всем? Ведь ты, Критий, в демократическом государстве был злейшим врагом демократии, а в аристократическом - злейшим врагом добрых граждан. Я же, Критий, все время неустанно борюсь с крайними течениями: я борюсь с теми демократами, которые считают, что настоящая демократия - только тогда, когда в правлении участвуют рабы и нищие, которые, нуждаясь в драхме, готовы за драхму продать государство; борюсь и с теми олигархами, которые считают, что настоящая олигархия - только тогда, когда государством управляют по своему произволу несколько неограниченных владык. Я всегда - и прежде и теперь - был сторонником такого строя, при котором власть принадлежала бы тем, которые в состоянии защитить государство от врага, сражаясь на коне или в тяжелом вооружении. Ну же, Критий, укажи мне случай, когда бы я пытался устранить от участия в государственных делах добрых граждан, став на сторону крайних демократов или неограниченных тиранов!
Одобрительный гул. Критий, переговорив с двумя его соправителями, не ставит вопрос о Ферамене на голосование, но дает знак юношам с кинжалами встать на ограде, так, чтобы они были видны членам Совета.
К р и т и й. Члены Совета! Я полагаю, что только тот достойным образом защищает своих друзей, кто, видя, что они вовлечены в обман, приходят им на помощь и не позволяет, чтобы этот обман продолжался. Я хочу в настоящем случае поступить таким же образом; ведь, стоящие там люди говорят, что они не позволят, чтобы я выпустил из рук человека, явно поносящего олигархию.
Ф е р а м е н ( вскочив на алтарь Гестии). Я прекрасно знаю, клянусь богами, что и этот священный алтарь мне не принесет никакого спасения; я припал к нему только
Входит коллегия одиннадцати (исполнительная власть в городе) в сопровождении служителей.
К р и т и й. Вот мы передаем вам Ферамена, осужденного по закону. Схватите этого человека, отведите его куда следует, и поступите с ним так, как полагается вслед за приговором.
Ф е р а м е н. Почтеннейшие граждане! Молчанием вы не защитите ваши собственные интересы и интересы государства! Критий, я поделюсь с тобой цикутой из моего кубка! (Его выводят из зала и уводят через агору.)
К р и т и й. Члены Совета! Теперь, не опасаясь предательства в нашем стане, мы выступим против Фрасибула, который, как сообщают, со своим отрядом, возросшим от семидесяти человек до семисот, двинулся в Пирей.
Сцена 3
Агора. Круглая палата, деревья, трибуна украшены оливковыми ветками и гирляндами цветов. Флейтистки играют то марши, то мелодии для пляски, под которые юноши и девушки то маршируют, то пляшут. Всюду кучки афинян, сидящих на скамейках под платанами или разгуливающихся; многие украшены венками, как в праздники. Все обращают взоры в сторону Акрополя, где Фрасибул приносит жертвоприношения Афине.
А р и с т о ф а н Тиранов было Тридцать? Нет, один. М е л е т Да, это Критий, поразивший нас Жестокостью своею, точно вепрь. А р и с т о ф а н Недаром из софистов и поэт Трагический, как ты, мой друг Мелет; Ведь ты ему подыгрывал успешно, Как Ферамен с прозванием "котурн", Но уцелел и ныне торжествуешь? А Критий пал в сраженьи у Пирея, С Хармидом рядом, трогательно, правда? В любви и ненависти преступивший Природу и обычай, как Эдип, Несчастнейший из смертных и герой Трагедий, коих век прошел, как видно, Со смертью Еврипида и Софокла. Пиши комедии, Мелет, коль сможешь; Смеяться нам пристало, чтобы горе От бедствий и злосчастий превозмочь. Увы! Величие Афин, как дым От жертвоприношений, тает в небе. А н и т Аристофан! Ведь нынче не поминки? Афины обрели свободу вновь, И ныне праздник примиренья граждан, Борьбою партий вовлеченных в распри. Не удается тирании, к счастью, Пустить в Афинах корни и взрасти, Как в Сиракузах, пункте наших бедствий. А р и с т о ф а н А где виновник бедствий и надежд? Твой мальчик своевольный, твой любимец, Который пренебрег тобой, Анит, Отдавший предпочтение Сократу?