Очарованная душа
Шрифт:
– А теперь спи! Тебе тепло? Почти в тот же момент он заметил, что голова ее лежит на подушке с грязной наволочкой, и ему стало ужасно неловко. Но, вместо того, чтобы скрыть свое смущение, он сказал:
– Извини! И пошел за чистым полотенцем, чтобы положить ей под голову.
Его наивное смущение вернуло Рюш к жизни. Приподняв краешек полотенца, она улыбнулась, стащила его, сбросила на пол, прижалась щекой к подушке и закрыла глаза.
Марк подождал еще минуту, затем, увидев, что она успокоилась, кое-как устроился на двух стульях
В темноте послышался голос Рюш:
– А ты? Где же ты будешь спать?
– Не беспокойся! Я отлично устроился.
– Ты не уснешь на стуле.
– Мне не впервой.
– Подвинь по крайней мере стул к кровати. Иначе ты свалишься!
Он устроился на двух стульях рядом с кроватью, ногами в головах у Рюш, почти упираясь головой в ее ноги.
– Подержи мне ноги! – сказала Рюш. – Так хорошо!
Он опять начал греть ей ноги. Спустя некоторое время она сказала:
– Ты хороший.
– Не знаю… Не думаю…
– Когда я говорю: «хороший», я тебя сравниваю…
– С кем?
– С другими кобелями…
– Да ведь и я кобель…
– А я сука.
– Да, сегодня ты была сукой.
– И все-таки не сумела прокусить ему брюхо! Она забила ногами по постели.
– Ладно, ладно, довольно! Не дрыгай ногами. Не вырвешься!
Он крепко сжал ей щиколотки.
– Послушай, Марк: я хочу, чтобы ты знал все, раз уж судьбе угодно было, чтобы ты попал в мою паутину…
– Не надо мне ничего знать… Да и что тут знать? Какая-нибудь дурацкая история обманутой любви, если только можно это назвать любовью…
– Да! Я это так и называю… А какая разница, так это называется или иначе? Он меня хотел, и я его хотела. Он меня взял, и я взяла его. А теперь он меня бросает, я ему надоела. Он хочет другую, он берет другую. Я хочу его убить…
Марк проворчал:
– Рюш! С этими глупостями кончено! Это больше не повторится?
Рюш проглотила слюну и, несколько раз глубоко вздохнув, сказала:
– Кончено. Да. Сорвалось. Таких вещей два раза не делают… Но я должна тебе все рассказать, чтобы облегчить себе душу, чтобы отомстить.
– Милая ты моя, да они мне противны, твои истории! Молчи!.. И потом я больше не могу, я хочу спать. Я умираю…
Рюш нервно рассмеялась:
– Ну и что же?.. Умирай!.. Но только выслушай!.. Меня это не трогает, что тебе противно. Мне тоже противно… И тут я тебе еще утру нос…
(Она схватила его за оба уха и стала возить носом по простыне.) Ты мой ньюфаундлендский пес! Ты вытащил меня из воды – против моей воли, но вытащил… И на свою голову! Теперь ты должен довершить спасение, ты должен вышить всю чашу моей горечи.
– Ладно! – покорно сказал Марк.
И сейчас же заснул. А Рюш, сидя в постели, склонясь над ним, с яростью выкладывала ему свою историю. Чтобы привлечь его внимание, она время от времени запускала дрожащие пальцы ему в волосы И трясла за голову. Но сон был сильнее. Марк воспринимал поток ее слов лишь как беспокойную колыбельную. Ему снилась
Хотя Рюш и знала, что Марк давно уже ничего не слышит, все же она досказала свою историю до конца. И только вдоволь наговорившись и опустошив себя, она остановилась. Когда мельница внезапно умолкла, Марк задвигался во сне. Стул, на котором лежали его ноги, опрокинулся. Рюш удержала Марка за поясок и, обхватив обеими руками вокруг бедер, втащила его спящего, в кровать, рядом с собой. Он был одет, не разут. Она положила его босые ноги на подушку, рядом со своей щекой, а его голову к своим ногам. И тоже заснула. Так провели они ночь рядом, – юна под одеялом, он на одеяле. Оба изнемогали от усталости. Они спали, как умеют спать только в этом возрасте, – семь часов подряд, не пошевельнувшись. Около одиннадцати утра они проснулись, – оба одновременно и в том же положении, как легли.
Марк был изумлен. Одним рывком он сел на кровати и, увидев, что щека Рюш прижимается к его ногам, быстро подобрал их под себя, бормоча:
– Извини, извини!..
Рюш рассмеялась, сказала:
– Спасибо! И тоже села на пятки, как он.
Так они и сидели на кровати, точно китайские болванчики, и смотрели друг на друга.
– Мне стыдно перед тобой, – сказал Марк.
Рюш потерлась носом о нос Марка.
– Ну и стыдись, ну и стыдись, глупый мальчишка!.. Лучшей подушки у меня никогда еще не было… Как я чудесно спала! Я умылась, я освободилась от всей дряни, которая меня отравляла. Ты, конечно, ничего не слышал и не запомнил из всего того, что я тебе высыпала ночью на голову…
Марк попытался вспомнить:
– Ни единого слова.
– Неважно! Я тебе все вывалила. Как хочешь, друг мой, но когда-нибудь ты все припомнишь, по кусочкам. Ведь я говорила тебе прямо в ухо, я тебе все вдула в мозг.
– Хорош подарок!
– А что? Только тогда и становится легче, когда переложишь свое бремя на кого-нибудь другого.
– И тебе стало легче?
– Мне стало совсем легко. Желудок пуст, сердце свободно. Я чиста и свежа.
– Ну тогда ладно. Я молчу.
– И отлично делаешь! Если бы ты теперь посмел намекнуть на что-нибудь, связанное с этой ночью, я бы стала все отрицать. Я отрицаю…
Только посмей! Ничего не было, ровно ничего.
Она поддразнивала его. Он только рот раскрыл, глядя на это самоуверенное, смеющееся, отдохнувшее лицо, на котором ночные судороги не оставили никаких следов.
– Чертовы бабы! – сказал он. – У них семь душ и семь лиц.
– Это еще очень мало, – заметила Рюш.
Она сжала ему руками лицо и ущипнула за щеку:
– Славный ты мой мальчик!.. Маленький мой мальчик!.. Какой же ты худой!.. Как я тебе благодарна!.. Ты не можешь себе представить!.. Даже и не пытайся! Пусть лучше я одна буду об этом знать.