Очарованная

Лоуэлл Элизабет

— И все же они были необычными людьми, раз о них ходили такие легенды, — заметил Эрик.

— Быть непохожим на других еще не значит нести людям зло, — отчетливо произнесла Ариана.

— О да, конечно, — согласился Эрик. — Но немногим дано это понять.

Саймон хранил ледяное молчание.

— Не бойся, Саймон, — сказала Ариана, оборачиваясь к нему. — Мой дар отыскивать пропавшие вещи уже больше не вернется ко мне после моей… болезни.

— Ты имеешь в виду свою рану? — мягко спросил

он.

— Нет, эта болезнь настигла меня еще в Нормандии.

Эрик холодно разглядывал Ариану, лихорадочно перебирая в уме все, что он знал о норманнской деве, пытаясь собрать воедино ускользающие нити. Внезапно догадка молнией мелькнула в его голове.

И наполнила его душу страхом за будущее Спорных Земель.

— Вы там заболели? — мягко спросил он девушку. — Когда это случилось?

Саймон мгновенно напрягся, как тетива лука перед боем, — обманчивая ласка в голосе Эрика была опаснее смертоносного меча, вынутого из ножен.

Ариана тоже заметила эту перемену — Посвященный, как никогда, напоминал теперь своего отца, Роберта Северного, который по богатству и могуществу мог сравниться даже с королем Шотландии.

— Я заболела прямо перед отъездом из Нормандии, — еле слышно ответила девушка.

— Скажите мне, что это была за болезнь.

Это был уже не вопрос, но жесткий приказ.

Ариана вспыхнула до корней волос, потом вдруг побледнела — тысячу раз она уже пожалела, что затеяла весь этот разговор. И как она расскажет Эрику, из-за чего потеряла свой волшебный дар?

— Моя жена, — отчетливо прозвучал вдруг голос Саймона, — отвечает только перед своим мужем, королем и Богом.

Какое-то мгновение казалось, что Эрик не обратил внимания на грозный вызов в словах Саймона. Потом его черты вновь смягчились — и вот он уже снова выглядел как любезный кавалер и приятный собеседник на охоте или у домашнего очага.

— Прошу простить меня, леди Ариана, — пробормотал он смущенно. — У меня и в мыслях не было вас обидеть.

Девушка с облегчением кивнула.

— Но если вам когда-нибудь захочется вновь обрести свой чудесный дар, — ласково продолжал Эрик, — обратитесь за этим к Кассандре. Или ко мне.

Прежде чем Саймон успел возразить ему, Ариана холодно произнесла:

— Мой дар никогда больше ко мне не вернется.

Голос ее прозвучал ровно и бесстрастно — и неумолимо, как захлопнувшаяся дверь.

— Вот и хорошо, — спокойно промолвил Саймон, нарушив наступившее неуютное молчание. — Меня колдовство никогда особенно не привлекало.

— А Знание Посвященных? — осторожно спросил его Эрик. — Что ты об этом скажешь?

— Пусть хоть все обитатели Спорных Земель кинутся добывать это Знание — я буду верить только в силу своего оружия.

С этими словами Саймон стремительно

вытащил из ножен боевой меч. Темное длинное лезвие мрачно блестело при свете осеннего дня.

— А, твой черный меч, — пробормотал Эрик.

Он разглядывал оружие Саймона с откровенным любопытством. Впервые он видел черный меч так близко — во время тренировочных поединков Саймон сражался другим, затупленным, оружием.

Что-то в этом мече заинтересовало Посвященного, но он тщетно силился вспомнить какое-нибудь событие, связанное с этим клинком.

Протянув руку, он наконец произнес:

— Позволь мне рассмотреть его.

Хотя Посвященный колдун порой изрядно раздражал его, Саймон все же доверял ему безоговорочно. Ловко перевернув меч, он протянул его Эрику рукоятью вперед.

На черной, как и сам клинок, рукояти не было никаких украшений. Эрик осторожно принял из рук Саймона тяжелый меч и повернул его к свету. Солнечный луч пробежал по темной гладкой поверхности металла — рукоять была заново отшлифована.

— Я полагаю, прежде рукоять украшали драгоценные камни, — произнес Эрик. — И она была инкрустирована золотом.

— Да, ты не ошибся, — кивнул Саймон.

Эрик резко поднял голову и внимательно посмотрел ему в глаза.

— Наверное, это память о сражениях с сарацинами? — мягко спросил он.

— Можно сказать и так.

— Жаль. Теперь рукоять испорчена безвозвратно.

— Ты так думаешь? — отрывисто засмеялся Саймон. — Могу тебя уверить — от этого меч не стал хуже. Да и к тому же жизнь Доминика несравненно дороже, чем все бесценные самоцветы, которые я вынул из рукояти клинка.

— Выкуп? — коротко спросил Эрик.

— Да, выкуп.

— Древний сарацинский обычай!

— Такой же древний, как и предательство, — зло возразил Саймон.

Улыбка Посвященного стала жесткой, как хищный изгиб соколиного клюва.

— Предавать могут не только неверные, — резко заметил он. — Как и первородный грех, предательство свойственно всем.

Саймон недобро усмехнулся в ответ.

— Как бы там ни было, Доминика мы в конце концов освободили силой, — произнес он. — А потом сровняли дворец султана с землей.

Быстрым и точным движением Саймон вложил меч обратно в ножны.

— А вот и они, — сказал Эрик, оборачиваясь.

Эмбер и Дункан спешили к ним через каменный двор замка, чтобы пожелать доброго пути своим гостям.

Как только Дункан появился во дворе, молодой конюший вывел из-под навеса двух лошадей. Первая из них была та самая крепкая гнедая кобылка, на которой Ариана ездила во время ее пребывания в Стоунринге. Вторая, совсем молодая лошадка, обнаруживала такое же крепкое сложение и косилась на конюха живым черным глазом.