Очарованные
Шрифт:
Леонарде не удалось откупиться – слишком широкую огласку получил процесс и слишком значительные люди участвовали в нем в качестве потерпевших. Тогда она ударилась в бега – эмигрировала в Латинскую Америку, бросив сына на попечение дорогого, элитного пансиона.
Когда шум поутих, Леонарда начала присылать сыну весточки и денежные переводы. И вот теперь явилась собственной персоной, кажется, насовсем.
Встреча с Леонардой не входила в планы Александра Васильевича. Когда Астерий позвонил в очередной раз, он выяснил, что «мать с утра исчезает куда-то, а зарисовывается лишь поздно вечером»...
–
– Почему же? – сдерживая зевок, поинтересовался Александр Васильевич.
– Она стала как Аленушка. Вначале я даже не поверил, что это моя мать. Перекрасилась, волосы отрастила. И вообще такая сделалась...
– Ну это у нее запросто, – закончил разговор отец и, пообещав приехать завтра к обеду, положил трубку.
О своей поездке в Перепелкино Александр Васильевич решил не говорить Лизе. Звать ее туда было неуместно, а болтать, что он едет в дом к бывшей жене, неловко. Да это и неправда, ведь он специально выгадал такое время, когда Леонарды не бывает дома.
На следующий день Александр Васильевич отправился в Перепелкино. Свернув с Минского шоссе на тихую узкую дорогу, ведущую в поселок, он неожиданно заволновался, словно ехал не к сыну, а... на любовное свидание.
– Идиотизм какой-то! – вслух обругал себя Александр Васильевич, но странное волнение не проходило.
Вскоре он остановился перед глухими железными воротами в высокой кирпичной стене. Продолжая волноваться, Александр Васильевич из машины позвонил в дом по телефону и в ответ услышал незнакомый мужской голос. Александр Васильевич назвал себя – ворота тут же отъехали в сторону. Зачем-то сильно газанув, он на скорости вкатился на территорию и на широкой площадке перед домом, выложенной узорной плиткой, резко, с визгом затормозил.
Вокруг на ярко-зеленом ковре подстриженной декоративной травки – аккуратные цветники, оформленные природными камнями. Массивный трехэтажный дом тоже выглядел вполне ухоженным. Перед беседкой был устроен водоем неправильной формы, выложенный камешками.
– Ого-го! – удивился Александр Васильевич, бывший тут два месяца назад среди запущенности, травы по пояс.
Из дома вышел натянуто улыбающийся Астерий и, нерешительно протянув руку, пробурчал:
– С приездом, пап.
– Это кто же здесь так расстарался? – Александр Васильевич тяжелым взглядом обвел территорию. – Ты, что ли?
– Нет. – Астерий хихикнул. – Слуги.
– Ах, слуги!.. Откуда они взялись? Кто их нанял? Ты?
– Понимаешь, пап, тут без прислуги никак не обойдешься. То одно надо, то другое... Вид, как на помойке. Если постоянно не убираться, быстро зарастешь грязью. Это в квартире можно...
– Что можно в квартире? – раздраженно перебил Александр Васильевич. Ему было неприятно смущение сына, который говорил с ним каким-то странным, чужим языком. – И почему ты вдруг меня так стесняться стал?
Астерий, лукаво глянув на отца, усмехнулся.
– К тебе отец приехал, а ты талдычишь, как я не знаю кто, – слуги, помойка... Ты дома один, что ли? Или нет?
– Один.
– Значит, люди в поле?
Астерий пожал плечами.
То ли от своего непонятного волнения, то ли от дурацкого смущения Астерия
Они присели в тени дома на лавочку. Александр Васильевич не спеша, чтобы собраться с мыслями, закурил и только сейчас заметил за беседкой, у барбекю, толстого мужика с бабьим лицом, одетого в серый комбинезон, который делал его похожим на громадного младенца. Мужик сладко улыбнулся им и поклонился.
– Вот этот слуга? – бросил Александр Васильевич.
– Да.
– И сколько у вас всего слуг?
– Двое. Семейная пара. Лидия Алексеевна в доме убирается.
Разговор явно не клеился.
– Где ж ты их нарыл?
«Если бы сейчас тут была Лиза, – тягостно подумал Александр Васильевич, – она нашла бы с парнем общий язык. Говорим как чужие».
– Хорошо у тебя тут. – Александр Васильевич выпустил дым. – Спокойно. И тихо. Ну, рассказывай, как живешь. Что поделываешь? Мы ведь с тобой давненько не виделись.
– Как видишь, пап. Нормально живу.
– Ясно, ясно... Ну а как Вика?
– Вика? – с деланым безразличием переспросил Астерий. – В смысле?
– Так. Это она все обиходила?
– В общем, да. Она.
– Когда она будет? Вечером?
– Нет, должна уже быть. Хотела к твоему приезду. Наверное, в пробке стоит.
– К моему? Ага... Ясно.
Разговор зашел в тупик.
В дверях дома появилась рыхлая тетка в белом переднике. Приторно улыбаясь, она не сводила глаз с Александра Васильевича, ждала. Когда на нее обратили внимание, с напускной певучестью, грубо подражая старорежимным кухаркам, вывела:
– Виктория Вадимовна сейчас только звонила. Она уже подъезжает.
Астерий кивнул. Тетка скрылась.
– А что мать? Как она с Викой, поладила?
– Да здесь ее фактически не бывает. Пока, по крайней мере.
– Открывает магическое бюро?
– Не знаю. Может быть... Но какая же она теперь стала! – оживился Астерий. – Ты ее не узнаешь!
– Да?
– Про тебя, кстати, спрашивала. Интересовалась, все ли у тебя в порядке?..
В эту минуту у ворот резко, требовательно просигналил автомобиль. Ворота мгновенно разъехались, и на территорию по-хозяйски вкатился бордовый джип.
Приехала Вика.
Она легко выпрыгнула из машины и, чуть сдерживая улыбку, направилась к мужчинам. Льняной жакет с короткими рукавами и классическая юбка до колен красиво облегали ее стройное, крепкое тело. Движения Вики были легки, просты и лишены жеманства. Шагая, она щурилась под солнцем, вглядываясь в Александра Васильевича, оценивая его.
А Александру Васильевичу хватило одного взгляда, чтобы понять Вику. Это была современная молодая женщина с абсолютно стандартным для нашего времени набором ценностей: типично одетая, типично думающая и типично рассуждающая. Викины цели и идеалы не были тайной для Александра Васильевича, о них подробно рассказывали многие телевизионные передачи, они активно навязывались глянцевыми журналами. Эти идеалы и цели явственно выступали в каждом ее жесте и движении. Будь Александр Васильевич настроен поциничнее, погрубее, он определил бы Вику как штамповку – человека, с ног до головы созданного современной массовой культурой.