Очаровательная незнакомка
Шрифт:
Правда, в ту же секунду Энджелин самой стало неловко от того, как она вдруг расчувствовалась.
– Что, впрочем, не мешает ему доставлять моему сердцу и сильную боль! Но я ведь и не говорю, что Руарк – мой идеал, правда, Король? Он совершенно не умеет разбираться в людских характерах – по крайней мере, в моем. И если уж вобьет что-нибудь себе в голову, то переубедить его нельзя никакой силой!
Энджелин снова нежно провела рукой по длинной шее жеребца.
– Даже если он не любит меня, я рядом с ним чувствую себя
Взяв в руки уздечку, девушка заглянула прямо в круглые глаза коня.
– А ты ведь понимаешь, Король, как много это значит для женщины – знать, что ее любит мужчина?
Конь фыркнул и энергично затряс головой, заставив Энджелин тихо рассмеяться.
– Нет, боюсь, тебе этого не понять. Все вы, мужчины, одинаковы!
Слова эти были, конечно, сказаны в шутку, но, когда Энджелин обдумала их всерьез, улыбка исчезла с ее лица.
– А ведь на самом деле это не так. Мужчины вовсе не одинаковы. Мой муж, например, был ужасным грубияном, трусом и негодяем. Руарк – прямая противоположность Уилла Хантера…
Это сравнение решило все дело. Энджелин больше не колебалась: она не оставит Руарка. Итак, прочь сомнения! Отныне – никакого самокопания, нытья и самоуничижения! Она взобралась в седло. Решение принято! Руарк значит для нее гораздо больше, чем условности лицемерного общества или воля упрямого старика отца, который в своей жизни руководствуется лишь одной заповедью: «Делай, что я говорю, а не то, что я делаю сам».
– И ему еще придется меня выслушать! – громко объявила Энджелин, имея в виду отца.
Как только Энджелин показалась в конюшне, Генри понял, что его ждет нелегкое испытание. Он уже не единожды видел и этот упрямый подбородок, и эти с вызовом развернутые плечи своей дочери, чтобы догадаться – ему предстоит настоящая головомойка, слава Богу, пока словесная! «Ни дать, ни взять покойная бабка», – удрученно подумал старик. Схватив первый попавшийся под руку предмет и делая вид, что страшно занят, Генри устремился к двери.
– Стой, папа, не уходи!
Слова Энджелин прозвучали неожиданно резко, словно удар хлыста.
– Уж не собираешься ли ты снова язвить меня, женщина? Учти, мне это не по нраву, – попытался огрызнуться он.
– Ты не уйдешь до тех пор, пока не выслушаешь меня до конца.
Генри скрестил руки на груди. В его глазах ясно читалось раздражение.
– Ну, говори поскорее, и покончим с этим!
Удовлетворенная тем, что отец хотя бы не отказывается выслушать ее, Энджелин несколько смягчила тон.
– В последнее время я много думала, папа…
– И, небось, не додумалась ни до чего путного, – ворчливо отозвался Генри.
– Папа, мне жаль огорчать тебя. Мне также очень горько сознавать, что ты полагаешь, будто я опозорила твое имя. По-твоему, раз Руарк не намерен на мне жениться, значит, я действую безрассудно, решив все же остаться с ним. Ну что же, может быть, я действительно не обращалась
– Ну-ну, детка, уж это ты хватила, – возразил Генри, изумленный таким поворотом в разговоре. Да как она может думать, что он ее не любит?
– Посуди сам, папа: когда мы любим кого-то, то любим этого человека таким, каков он есть, а вовсе не за те его качества, которые нам приятны.
При этих словах Энджелин взяла Генри за руку, и он не отдернул руки.
– Папа, ты всегда был моим героем. Что бы ты ни делал, как бы ни поступал, это не влияло на мою любовь к тебе. А вспомни, ведь и мама, и Роберт не отвернулись от тебя, не перестали любить даже тогда, когда ты проиграл в карты все наши деньги, включая и те, которые мама приберегла, чтобы Роберт смог учиться в колледже на Севере…
Генри удрученно повесил голову, однако попытался все же возразить.
– Просто я не хотел, чтобы мой сын учился в колледже этих проклятых янки!
Столь неожиданная попытка оправдания вызвала у Энджелин лишь улыбку.
– Папа, ты забыл, что это произошло задолго до войны с янки!
– А я уже тогда знал, что такая война когда-нибудь разразится, – упрямо гнул свое Генри.
– Ну, папа! – пытаясь сохранить остатки терпения, воззвала к отцу Энджелин. – А то, как ты заложил Скотткрофт, потому что тебе вздумалось купить дорогого рысака, который тебе приглянулся, ты, конечно, уже забыл?
На этот раз Генри, оправдываясь, чувствовал себя гораздо увереннее.
– А не ты ли сама потом без памяти влюбилась в этого жеребенка?
– Да, папа, все это так, но все же мы не могли тогда позволить себе столь дорогую покупку. Она нанесла нам непоправимый ущерб, от которого мы так до конца и не оправились. А потом дела пошли еще хуже – как только Король подрос и смог участвовать в скачках, ты принялся проигрывать его призы. И при этом мама не стала любить тебя меньше, не так ли?
– По-твоему выходит, дочка, что мы потеряли Скотткрофт из-за моих причуд. Этак, сдается мне, ты договоришься до того, что и война началась из-за меня!
Энджелин глубоко вздохнула. Теперь предстояло сказать отцу самое важное, для чего, собственно, она и затеяла весь разговор.
– Нет, папа, я просто пытаюсь убедить тебя, что мы не перестаем любить дорогого нам человека оттого только, что ему свойственны какие-то недостатки.
Генри улыбнулся, и в этой улыбке проскользнуло присущее ему лукавство.