Очаровательная незнакомка
Шрифт:
– О Господи, Энджел, прости! Я не хотел тебя обидеть…
Руарк накинул халат на ее дрожащие плечи и привлек к себе. У Энджелин даже не было сил сопротивляться. Она словно оцепенела. Боль в груди стала такой острой, как будто ей в сердце вонзили нож. Осторожно, словно проверяя, какая последует реакция, Руарк провел губами по нежному изгибу ее шеи.
– Нам ведь хорошо вдвоем, правда, Энджел? Я дам тебе счастье – такое счастье, которого ты в жизни не испытывала. Поедем со мной! Обещаю, что буду заботиться о тебе…
Он с силой обнял ее и повернул к себе
– Я обожаю тебя, моя сладкая!
На лице Руарка появилась нежная улыбка. Осторожным движением он убрал за ухо Энджелин выбившуюся прядку волос. Сжав ладонями ее щеки, он взглянул прямо в искаженные страданием глаза.
– Мой прекрасный черноволосый ангел! Я дам тебе все, что ты захочешь, все, о чем попросишь…
«Все, кроме своего имени… и уважения», – с горечью подумала Энджелин.
Руарк теснее прижался к ней, и через несколько секунд тепло его тела магическим образом успокоило дрожь, которая сотрясала ее.
– Только скажи, что ты останешься со мной, – снова повторил он умоляющим тоном.
Поднеся ледяную руку Энджелин ко рту, Руарк осторожно поцеловал каждый пальчик. Затем он наклонил голову, и его горячие губы прижались к ее холодным губам, снова разжигая неистовый огонь желания, которое ему уже однажды удалось пробудить в ней. И пока ее тело предательски трепетало в его объятиях, мысли вели лихорадочную, но, увы, бесполезную борьбу. Честь и достоинство, эти веками существовавшие добродетели, были слишком слабым оружием против напористости его рта и рук. Желание снова ощутить на губах его поцелуи, почувствовать прикосновение его горячих ладоней к своему телу оказалось сильнее тех аргументов, которыми Энджелин пыталась сама себя убедить. Руарк вдохнул в нее жизнь, разжег в ней пламя страсти. Он нужен ей!
Гордость и самоуважение… Они – лишь эфемерная замена жара его прикосновений и огня его поцелуев.
Вплоть до сего момента вся жизнь Энджелин была сплошной борьбой за существование. А сейчас – она это точно чувствовала – существование обретало для нее смысл лишь в объятиях Руарка. Она устала бороться, устала от постоянного самоотречения. Ей нужен этот мужчина и все те удовольствия, которые он может ей дать.
Она любит Руарка Стюарта. И к черту гордость и самоуважение! И все же, когда Энджелин обвила руками шею Руарка и подставила ему губы для поцелуя, слезы струились у нее по щекам…
Только когда Руарк возвратился к себе в комнату, Энджелин смогла, наконец, дать волю слезам. Вдоволь наплакавшись, она уснула и проснулась лишь через несколько часов, почувствовав прикосновение прохладной руки Майры к своему лбу.
– Мне жаль будить вас, дорогая, но вы проспали все утро. Вот я и испугалась: а вдруг моя милочка снова заболела?
Внимательно взглянув на Энджелин, Майра заметила и ее припухшие глаза, и печальное выражение лица.
– Лихорадки у вас как будто бы нет, мисс, но выглядите вы сегодня не блестяще. Оставайтесь-ка в постели, а я пока приготовлю
– Со мной все в порядке, Майра. Я чувствую себя хорошо, – возразила Энджелин и поспешно выбралась из постели.
Майра как завороженная продолжала смотреть на простыни, с которых только что встала Энджелин. Та тоже обернулась и поняла, что так заинтриговало горничную. На простыне виднелись пятна – красноречивое свидетельство того, что происходило здесь прошлой ночью. Энджелин, запинаясь, попыталась что-то объяснить, но тут же сбилась и бессильно опустилась на кровать. Не в силах сдержать слезы, девушка закрыла лицо ладонями и горько зарыдала. Сев рядом с ней, Майра обняла ее и попыталась утешить.
– Мистер Руарк, да?
Энджелин молча кивнула.
– Извините меня, деточка, негоже мне совать свой нос в чужие дела.
Когда Энджелин удалось кое-как справиться с рыданиями, Майра концом передника утерла ей слезы и сочувственно проговорила:
– Ну-ну, дорогуша, не стоит так уж расстраиваться! Не вы первая, не вы последняя… У многих женщин медовый месяц начинается до свадьбы. Как говаривала моя матушка: «Если следовать добродетели легче, чем впадать в грех, то почему же на свете гораздо больше поясов целомудрия, чем целомудренных дев?»
В ответ на эту тираду Энджелин выдавила из себя слабую улыбку, а Майра, ободренная успехом, продолжала свои нежные увещевания:
– Вам совершенно незачем беспокоиться. Мистер Руарк, конечно, и собой хорош, и обольстить сумеет любую, но он порядочный человек, уж поверьте мне, дорогая! Он еще сделает из вас честную женщину…
– Нет, Майра. Он не хочет жениться на мне. Он предложил мне стать его любовницей. Скоро мы уезжаем в Нью-Йорк…
– Да неужели? Вот негодяй! – негодующе воскликнула Майра. – Его бы надо хорошенько высечь, как, бывало, я делала, когда он был еще мальчишкой…
– Руарк считает, что я… бесчестная женщина. Что у меня было много мужчин… – Энджелин в отчаянии подняла глаза на горничную: – Но это неправда! Клянусь вам, Майра, у меня не было никого, кроме мужа…
От изумления Майра широко раскрыла глаза:
– Господь с вами, деточка, да кому же придет в голову, что вы падшая женщина? Этот парень – просто дурак, вот что я вам скажу!
– Только дайте слово, что ни за что не проговоритесь Руарку о том, что я вам рассказала, – взмолилась Энджелин.
– Ну что вы, конечно! Как же можно обсуждать такие вещи с мужчиной? Можете на меня положиться, мисс, я ни слова не скажу этому негодяю. Хотя следовало бы… А впрочем, я уверена, что, в конце концов, мистер Руарк поступит с вами честно.
Энджелин же, напротив, была уверена, что Руарк никогда не женится на ней. Он обозначил свои намерения предельно ясно. Как бы ни сложилась их дальнейшая жизнь, каждый будет отвечать за себя сам.
– Я хочу уехать с ним, Майра. – Энджелин выдавила из себя слабое подобие улыбки и нежно обняла горничную. – Спасибо вам. Я никогда не забуду вашего участия и добрых пожеланий.