Очень маленькое созвездие. Том 2. Тихая Химера
Шрифт:
Юм пожал плечами, думая о Яруне.
– Выдумал ты про себя какие-то гадости…Да, ты перенес травму мозга, но у тебя и своя выживаемость запредельная, и лечил тебя в итоге сам Кааш Дракон. Давай прекрати выдумывать ерунду. Ты ни в чем не виноват. Успокойся уже и живи нормально. Надо учиться. Ты просто мальчик, для которого у отца нет времени. И как человек, собеседник, помощник отцу – ты ноль. Потому Сташу не интересен. Сам должен понимать. У него и для остальных детей не было и нет времени. И не выдумывай ничего ужасного. Может, все твои выдумки оттого, что немножко смещена нейрохимия, но, анализы
Юм содрогнулся.
– Не хочешь? – тихонько спросил Вир. – Вот и умница. Душа понимает, что тебе окрепнуть нужно. А сейчас к докторам пойдем… Кстати, ты хоть знаешь, сколько тебе лет на самом деле? По календарю Дракона?
– Да неважно…Я…
– Тебе плохо? – испугался Вир. – Что случилось?
– Мне…
– Да говори же, не бойся!
Юм встал и сказал:
– Мне надо вот прямо сейчас увидеть Деда.
– Звучит категорически.
– Это необходимо.
– …Слушай, да не бледней ты так…Сейчас, – Вир встал и пошел к экрану связи. – Надо – значит, надо. Вижу.
– Он уже улетел? – побежал за ним Юм.
– Нет, он хотел пару дней побыть тут…В смысле он – на орбите…Хочет знать, как ты тут приживешься. Юм, он очень тебя любит.
Стало совсем стыдно. Он еле дождался, когда Вир свяжется с Яруном, скажет какие-то подобающие слова – и наконец Вир подтолкнул его к экрану. И тут он потерял дар речи. Ярун смотрел на него встревожено и с такой любовью, что он чуть слезами не облился. Ярун спросил мягко:
– Ну, что?
– Деда…
Ярун вздрогнул:
– Ты осознанно это слово произносишь?
– Да я вообще вдруг…Очнулся. Дед, мне…Мне очень нужно с тобой встретится. Очень-очень. Пожалуйста…Пожалуйста!!
– Ох, родной…Конечно. Вир, пусть его ко мне отвезут сейчас.
Через пять минут он уже сидел в большом орбитальном люггере, а черные снежные леса внизу таяли в седой дымке. Пространство уходило вниз и откатывалось, превращаясь в сизый шар планеты. Тьма космоса охватила кораблик и понесла к терминалу, где был ошвартован огромный черный крейсер. Он старался сидеть неподвижно и дышать ровнее, но уж слишком медленно и осторожно пилот вел люггер. Что за порыв охватил его – он даже не думал, а всем существом устремился к Яруну. Этот снимок, на котором его маленького держит на руках Ярун, оказался дверкой в какой-то тихий мирок, где его ничто не пугало, потому что там был Ярун. Оказывается, Ярун был с ним всегда, с самого начала, а не только в эти последние месяцы болезни или когда навещал в интернате. Юм даже не пытался соображать, его несло к Деду: вцепиться, прижаться, вымолить прощение!
Он еле пережил пару минут герметизации в шлюзе и еще минуту, пока люггер не причалил внутри; выскочил в холод на параван трюма и помчался к темной фигуре, приближающейся с дальнего края. Его топот не успевал за ним, оставаясь эхом в холодном, огромном вместилище трюма. Домчавшись, он едва сумел затормозить, чтоб не врезаться в Деда; замер, перестал дышать, сжался – но Дед протянул руки и Юм бросился к нему на шею точно
Дед крепко прижал его к себе и стало тепло. А потом он вдруг проснулся в тепле и тишине: Дед держал его, закутанного в мохнатый плед, на коленях и едва заметно улыбался. Дал попить горячего, поцеловал в макушку и велел не реветь. Юм как-то укрепился, выпутался из пледа и сам его обнял, уткнулся, чтоб спрятать лицо:
– Деда…Прости меня, пожалуйста, я вчера…Я вчера был не прав.
– Зверюшка ты моя родная. Ты не представляешь, как я рад, что ты примчался. Ты и не объясняй ничего, сердечко, я и так все понимаю…Голова не кружится?
– Да нет…А чего это я вдруг уснул?
– Вообще-то это был обморок, – сухо сказал Дед. – Уж очень это все для тебя тяжело, вот мудрый мозг тебя и спасает: раз, и выключает сознание. Чтоб ты своим умом детским не натворил чего…Чтоб не переживал так. Ну что, сейчас-то полегче?
– Еще бы. Только…Только, пожалуйста, не будем больше говорить о…Сташе, – через силу, невольно передернувшись, произнес это имя Юм. – А то включится базовый импринт, и я опять буду только визжать и кататься по полу.
– Так ты что, понимаешь, что с тобой происходит?
– Только то, что оно меня сильнее… Эмоции сильнее разума. Кааш учил их отсекать, но у меня силы долго держать эту перегородку нет…
– Пока – да. Не думай сейчас об этом вообще, – велел Ярун. – Вот подрастешь, психика окрепнет, тогда и будешь разбираться. А то ну что ты есть: козявка какая-то глазастая.
– Да, – сознался Юм. – Все вокруг такие большие…Знаешь, я еще вспомнил, давно-давно было: я был совсем маленьким, все вокруг – какое-то совсем уж огромное, в смысле вещи и люди, я где-то лежал и вроде болел, не помню – как-то плохо было, очень холодно, кровать казалась каким-то белым полем, где никак не спрятаться. А ты пришел, но я даже с тобой не хотел говорить, мне хотелось, чтоб меня не было…Но ты просто сидел рядом, долго-долго, смотрел на меня и мне хотелось, чтоб ты положил на меня руку… Ты был родной. И ты гладил мне босые ножки, и они переставали болеть и мерзнуть…
– А-а, это тебе два года исполнилось, – вспомнил Ярун. – Маленький был, упрямый, наорал на Сташа, даже, говорят, укусил – а потом разболелся, и никого к себе не подпускал, меня только…Но ничего, поправился вскоре, снова начал летать – тогда тебя только начали обучать таймфагу. Ножкам твоим тогда досталось…Так жалко было тебя.
– Сташа… Укусил?
– Укусил, – усмехнулся Дед. – На самом деле ты вовсе его не боишься. Ты вообще ничего и никого не боишься… Потому что у тебя есть Сеть. Ты помнишь? Ты вчера ее упомянул.
– Наша? «Никому и никогда не говорить» которая?
Дед провел кончиками пальцев по его черной полоске ото лба к затылку, поцеловал:
– Да. Ты ведь никому не говорил?
– Нет. Да ее в Бездне-то нет, она только тут, дома… Самому со всем приходилось справляться. Без нее трудновато чудеса творить…
– Но ты творил.
– Слабенько. Но Укору хватало. Видно, какие-то локусы Сети меня все равно сопровождают и встраиваются в любое устройство, в любую энергию.
– Думаю, ты сам эти локусы создавал. А сейчас ты ее чувствуешь?