Очень плохая наследственность

Danrad Danrad

Посёлок, похоже, возник в одной большой яме, люди будто бы и не знали ни сильных дождей, затапливающих любую канаву, ни снежных зим, после которых талые воды создавали временные

озёра, стоящие чуть ли не до конца лета. Они копошились в своих делах, как черви копошатся в разлагающемся трупе.

– Вот мы и на месте, парень, – подал голос Мий. – Аккурат посередине дом старшого, – я молчал, рассматривая окружающую местность.

По мере того как мы спускались, люди замечали нас, многие оставляли свою работу, подходили к дороге, останавливаясь у плетёных оград из еловых ветвей. Я крутил головой по сторонам, выхватывая взглядом лица людей. В низине темнота стала более ощутимой. Мне не удалось различить выражений их лиц. Мужчины и женщины – тяжёлый труд сгладил различия между ними, состарил их черты, вплёл седину в волосы. Одежда их сливалась цветом с серым деревом построек за ними.

Я ощущал себя участником гротескной пародии на парад, когда

празднично наряжённые платформы едут через живой коридор, стенами которого служит ликующая толпа с флажками, ярко одетая, кричащая и смеющаяся. Только вот я не слышал человеческих голосов, полное молчание сопровождало скрип осей повозки, не слышно было даже лая собак или мычания коров, а кляча Мия, видимо, была единственной лошадью в посёлке, других я не заметил.

Повозка замерла у большого дома. Из трубы шёл дым, шифер на двускатной крыше ещё не оброс лишайником и мхом. Из окон лился приятный жёлтый свет, а брёвна не отдавали серостью. Похоже, что постройке было всего несколько лет. У передней стены, под окнами за аккуратным невысоким частоколом, разбили цветник, хотя учитывая близость осени, все растения высохли.

Мий спрыгнул, оставив поводья на козлах. Бодро засеменил, орудуя клюкой, к широкой деревянной двери. На миг дорогу и повозку осветил лившийся из-за двери свет, когда он зашёл внутрь.

Конец ознакомительного фрагмента.