Очень приятно, Демон!
Шрифт:
— Делай, я сказал.- в этом тоне не скрытая угроза.
Даже если из бога придется вытрясти душу, Томоэ не позволит Микаге умереть. Ни за что! Ведь он перед ним в неоплатном долгу. Однажды Микаге спас его, подарив новую жизнь теперь, наконец Томоэ отплатит ему тем же. По крайней мере, он на это надеется всем сердцем.
На улице до сих пор слышались предсмертные крики. Бедная богиня сидела, тихо, прислонив подбородок к коленкам, и обняв себя руками. Рано или поздно, этот кошмар должен закончиться. Тогда Томоэ придет за ней. Звать его сейчас было бы эгоистично, потому что
По крайней мере в оранжерее спокойно. Шум только снаружи, а внутри тихо. Понятное дело, что солдаты заняты делом, вряд ли придут сюда нюхать цветочки.
— Томоэ был прав, тут безо…- послышался шум разбивающегося стекла, будто в оранжерею что-то упало, пробив крышу.
Нанами быстро вскочила с диванчика, испугавшись. Сделала пару шагов и нечаянно задела кувшин с водой, который так любезно придвинул лис перед уходом. Тот вдребезги разбился, наделав шум.
Теперь Нанами отчетливо слышит чьи-то медленные шаги. Но из-за белого тумана ничего не видно. Богиня чувствует себя слепым котенком. Даже не разглядеть угрозы. Один белый пар и больше ничего. А теперь и звука шагов не слышно.
— Наверное ушли…
Да нет. Вряд ли.
В следующую секунду она чувствует как что-то острое и холодное касается ее горла и теплое дыхание сзади у самого уха.
— Мамааа! — успевает выкрикнуть, прежде чем чья-то ладонь закрывает рот.
— Опять ты! — с не скрытой раздраженностью.
О нет! Только не это. Ну что за напасть то такая.
— Ак…кира — конечно она узнала этот голос. Он до боли стал знаком. Нанами поворачивает голову в бок, уже не опасаясь приставленного к горлу лезвия. Его лицо прямо перед ней.
Вид его ужасен. Опять весь перепачкан кровью. От него даже пахнет ею. Что за неисправимый кровожадный зверь. Опасный хищник с заостренными клыками. А глаза его пусты.
Хаос снаружи, его работа. Стоит возненавидит проклятого демона еще больше, за совершенные злодеяния.
Но вот только, как?
Нанами не может.Пытается всеми силами, но не может. Особенно когда он стоит перед ней, таким. К глазам невольно подступают слезы. Уже блестят в приглушенном свете. И Акира это заметил. Убрал приставленную, к ее горлу катану. Решил, что этим напугал девушку.
— Не поранил? — спросил он тихо.
— Чего? — не понимая спрашивает Нанами, не отводя от него глаз.
— Я спросил, не поранил тебя, дуру? — самому стыдно, что такое спрашивает.
« Снова зол как черт. Неисправимый грубиян и извращенец. Почему же мне так больно видеть его таким? Он весь в крови. Что опять с ним случилось? Как же жаль его»
— Не поранил — грустно отвечает она.
От собственного волнения за него, Нанами даже не поняла толком, важность вопроса. Когда это, Акира, интересовался подобными вещами? Беспощадные мечи демона рубили всех направо и налево. Чужая боль для него, лишь пустой звук.
Ничто.
А сейчас спрашивает, не ранил ли он ее. Будто не хотел этого. Будто этого испугался.
А так и было.
Чтоб убедиться в том, что не причинил ей вреда, повернул девушку к себе, пока она его внимательно рассматривала. Проверил, не осталось ли порезов на шее. Вроде чисто. Лишь одна маленькая царапина, после его когтя. Осталась с прошлой встречи. Значит, не успел сделать больно. Проклял самого себя за то, что
— Какого ты здесь делаешь? — стоять пришлось слишком близко, чуть ли не вплотную, так как шаг назад, и она его уже не увидит из-за тумана.
Этот вопрос немного привел богиню в чувство. Она опустила глаза. Достаточно пялится на него.
— Ну...мы пришли сюда за персиковым эликсиром. — замялась Нанами.
— Ты что идиотка?! Какой эликсир? Здесь опасно! Твой лис одним местом думал, когда оставил тебя тут одну?
Наконец-то до Нанами дошло. Грубит. Злится. А все лишь потому, что кажется, волнуется за нее. От шока Нанами просто молчит. Не знает, что ему ответить. Широко распахнутыми глазами, смотрит в это багровое море. Опасное. Беспощадное. Хладнокровное. Но в котором, плещется беспокойство за одну, единственную жизнь. Ее.
Акира не может понять, почему она так смотрит. Удивленно и в то же время слишком тепло. Взгляд ее глаз завораживает. Сомкнув свои руки за шеей богини, он касается ее лба своим. Тело Нанами, такое горячее. А он давно не чувствовал тепла. Не мог согреться. У самого-то руки ледяные. Потерял слишком много крови. Поэтому, вот так склонив голову, и обняв ее за шею, он просто молчит. Щекочет своей челкой ее нос. Касается кожи лица.
— Нет, Кирихито, я же… — и Нанами пытается отстраниться, но он крепче сжал ее в своих объятьях.
— Молчи — его голос звучит приглушенно — Просто постой вот так. Я очень устал.
Да.
Сущая правда.
Богиня это видит. Поэтому уступает. Тоже прикрывает глаза, прислонившись лбом плотнее. Чувствует его дыхание, а сквозь одежду, холодное тело. Так они и стоят, молча в белом тумане. Пока где-то идет борьба и сражения.
Их молчание сейчас говорит больше любых слов. Им даже не надо смотреть в глаза, достаточно чувствовать друг друга, вот так. Застывшая в воздухе тишина разбивается об их ровное дыхание. Спокойное, как море во время штиля. Вокруг все заполнено белым туманом. Сейчас их только двое. Оба стоят неподвижно. Пытаются остановить волшебный момент. Хочется раствориться в этом безмолвие и неземном спокойствии. Ни один из них не ищет причин, почему все так. Проще принимать все как данность. Неизбежность.
И если сейчас за пределами оранжереи наступить конец света. Эти двое его не заметят. Просто стоя так и соприкасаясь лбами, они чувствуют гораздо больше, чем можно чувствовать. Видят гораздо больше, чем можно видеть с открытыми глазами. Слышат лишь биение сердец. И оба растворяются в этом стуке.
Акире не хочется впадать с головой в эти странные и незнакомые чувства. Но сейчас они нужны ему как глоток свежего воздуха. Плевать на то, что Нанами видит его таким. Путь смотрит, крепко закрытыми глазами на его обнаженную душу. Ничем не прикрытую. Абсолютно не защищенную. Пусть гладит руками его грудь. Если ей мало. Если желает проникнуться им насквозь. С ней и только с ней он может позволить себе быть таким. Потому что она принимает его таким какой есть. И плюет на это. Знает что причиной всего творящегося ужаса является он. Но не отталкивает. Позволяет быть близко. Касаться себя. И сама не боится касаться его. Легонько поглаживает ладошками истерзанную сражениями грудь. Кажется, хочет успокоить. Разделить с ним его боль и тревоги. Подарить ему покой. Хоть и кратковременный.