Очерк Тайноведения
Шрифт:
Тем, что такое утверждалось, остаются с мыслями полностью на поверхности.
Мои познания Духовного, которые я полностью осознавал, есть результаты собственного созерцания. Я каждое время при всех отдельностях и при больших обзорах строго себя проверял, делаю ли я каждый шаг так, что полностью разумное сознание сопровождало эти шаги. Как математик идет от мысли к мысли, без того, что безсознательное, самовнушение и так далее играли роль, так - говорил я себе - должно Духовное созерцание от объективной имагинации к объективной имагинации идти, без того, что нечто другое в Душе живет, как Духовное содержание ясно разумного сознания.
То, что знают об имагинации, что она есть не только субъекивный образ, но образ-воспроизведение объективного Духо-содержания, к этому приносят это через здоровое внутреннее переживание. Достигают этого Духовно-Душевным образом, как и в области чувственного наблюдения при здоровой организации верно отличают воображения от объективных восприятий.
Так имел я результаты моего созерцания передо мной. Они были сначала созерцаниями", которые жили без наименований.
Должен был я ими поделиться, то требовало это слово-описаний. Я искал тогда позднее таковые в более древних изложениях Духовного, чтобы еще безсловесное мочь выразить в словах. Я использовал такие слово-описания свободно, так что ведь едва одно из таковых в моем использовании совпадает с тем, чем оно было там, где я его находил.
Я искал, однако, такую возможность, чтобы выразить себя, всегда только, после того
Прежде прочитанное знал я как отключить, при собственном исследующем созерцании через насторой сознания, который я именно уже описал.
Теперь, находили в моих выражениях отзвуки древних представлений. Без того, чтобы входить в содержание, задерживаются за такие выражения. Говорю я о цветках лотоса" в астральном теле человека, то было это доказательством, что я Индийские учения, в которых находят такое выражение, якобы воспроизвел. Да, говорю я об астральном теле, то было это результатом чтения Средневековых писаний. Использую я выражения: Ангел, Архангел и так далее, то обновляю я просто представления Христианского гнозиса.
Такие, полностью на поверхности движущиеся мысли, находил я всегда постоянно мне противопоставленными.
Также на эти факты желал я указать теперь при опять-появлении Тайноведения" в новом издании. Книга содержит ведь очерки Антропософии как одно целое. Отсюда, она будет преимущественно затронута недоразумениями, которым таковая подвергнута.
Со времени, в которое в моей Душе имагинации, которые книга воспроизводит, слились вместе в один целостный образ, я безпрерывно продолжал образовывать исследующее созерцание в людях, в историческое становление человечества, в Космос и так далее; я приходил в отдельных подробностях ко всегда новым результатам. Однако, что я в Тайноведении" дал как очерк, для меня ни в чем не было поколеблено. Все, что я с тех пор мог сказать, является, когда это будет вставлено в верном месте этой книги, как дальнейшая разработка тогдашнего эскиза.
Гетеанум (Goetheanum), 10 Января 1925
Рудольф Штайнер
""""""""""""""""""""""""""""
Характер Тайноведения
Древнее слово: "Тайноведение" будет применено к содержанию этой книги. Слово может быть поводом того, что у различных людей современности одновременно будут вызваны противоположные чувства. Для многих оно имеет нечто отталкивающее; оно вызывает иронию, улыбку сожаления, возможно пренебрежение. Они представляют себе, что род представления, который так описывается может основываться только на праздном мечтании, на фантазировании, что за такой "мнимой" наукой может скрываться только стремление обновления всякого суеверия, которое с правотой избегает тот, кто ознакомился с "истинной научностью" и "настоящим стремлением к распознаванию". На других это слово действует так, как если бы нечто под этим подразумеваемое должно быть преподнесено им, что никаким другим путем не является доступным и к чему их, соответственно их предрасположенности, притягивает глубокое внутреннее желание познавания или Душевно утонченное любопытство. Между этими резко друг другу противоположными мнениями существуют всевозможные промежуточные ступени условного отклонения или принятия того, что представляет себе один или другой, когда он слышит слово "Тайноведение".
– Не оспаривается, что для некоторых слово "Тайноведение" имеет некое чарующее звучание, потому что кажется способным удовлетворить их приверженную страсть, по естественному пути не достигнутого знания о "неизвестном", полном тайны, даже непонятном. Ибо многие люди глубочайшее желание своих Душ желают удовлетворить не через то, что может быть познано ясно. Их убежденность исходит из того, что вне того, что человек мог бы познать в мире, должно бы существовать нечто еще, что ускользает от познания. С некоторым особенным абсурдом, который они не замечают, они отклоняют ради глубочайших желаний познания все, что "есть известно" и желают зато позволить только то сделать действенным, о чем человек не мог бы сказать, что это станет известно через естественное исследование. Кто говорит о "Тайноведении" сделает хорошо, чтобы держать перед глазами то, что ему напротив стоят недоразумения, которые были вызваны от таких защитников некоторого вида науки; от защитников, которые стремятся собственно не к знанию, но к его противоположности.
Эти высказывания направляются читателям, которые не позволяют своей непредвзятости допустить, что слово вызывает предосуждения через различные обстоятельства. О неком знании, которое в каком-нибудь отношении должно считаться как "тайное", доступное только для некоторых через особую благосклонность судьбы, здесь не будет речи. Будут правы в здесь подразумеваемом употреблении слова, если подумают о том, что имел Гете (Goethe) в этом смысле, когда он говорит о "проявленных тайнах" в явлениях мира. То, что в этих явлениях остается "тайным", непроявленным, если схватывают их только через чувства и интеллект, завязанный на чувствах, это будет рассматриваться как содержание сверх-чувственного способа познания. (* Происходило так, что выражение "Тайноведение" - как оно составителем этой книги употреблялось уже в прежних издания этой книги - прямо на том основании отвергалось, потому что наука, однако, ни для кого "тайной" быть не может. Были бы правы, если бы дело так подразумевалось. Только это не есть такой случай. Так же мало естественная наука может быть названа "естественной" наукой в том смысле, что она каждому "от природы естественна", так же мало мыслит себе составитель под "Тайноведением" некую "тайную" науку, но такую, которая соотносит себя на, в явлениях мира для обыкновенного рода познания, непроявленное, "тайное", некую науку "тайного", "проявленной тайны". Тайной, однако, такая наука не должна ни для никого быть, кто свои познания ищет соответствующими ей способами.) - Тот, кто как "науке" позволяет быть действенным только то, что через чувства и им служащий интеллект становится явным, для того само-разумеется, что подразумеваемое здесь как "Тайноведение" не будет никакой наукой. Такой некто должен был бы, однако, если он сам желал бы понять себя, признать, что он отвергает "Тайноведение" не из некого обоснованного воззрения, но через некое, из своего чисто личного ощущения происходящего, безапелляционного решения (Machtspruch). Чтобы это увидеть, необходимо только произвести размышления над тем, как наука устанавливается и какое значение она имеет в жизни человека. Становление науки, по существу, узнают не по предметам которые наука охватывает; это узнают в выступающем в научном стремлении образе действия человеческой Души. Как Душа ведет себя, тем что она разрабатывает себе науку, на это должен быть обращен взор. Усваивают себе привычку, устанавливать этот образ деятельности только тогда в действие, когда откровения чувств входят в рассмотрение, тогда легко приходят к мнению, что эти откровения чувств есть сущностное. И тогда не направляют взор на то, что именно определенное поведение человеческой Души было применено только для откровений чувств. Однако можно выйти за такое произвольное само-ограничение и, не взирая на особые случаи применения, охватить взором характер научного действия. Это пред-основополагается, когда здесь о познании не-чувственного Миро-содержания (Weltinhalte) будет говориться как о неком "научном" содержании. В таком Миро-содержании человеческий образ представления желает задействовать себя так же, как он задействует себя в других случаях естественно-научных Миро-содержаниях. Тайноведение желает естественно-научный способ исследования и разумность (Gesinnung) исследования, которые в своей области удерживают себя на совместной связи и ходе чувственных фактов, освободить себя от этого особого применения, однако твердо удерживать себя в их мыслительных
Кто производит размышления над значением естественной науки в человеческой жизни, тот найдет, что такое значение не будет исчерпано приобретением познаний природы. Ибо такие познания не смогут никогда и никогда более привести к чему-то другому как к переживанию того, чем Душа человека сама не является. Не в том живет Душевное, что человек узнает о природе, но в процессе познавания. В своей деятельности на природу Душа переживает себя. То, что она в такой деятельности полно-живо разрабатывает себе, это есть еще нечто другое, чем знание о самой природе. Это есть, испытанное при познании природы, само-развитие. Выигрыш (Gewinn) этого само-развития Тайноведение желает задействовать в областях, которые лежат над голой природой. Тайно-вед желает не непризнать ценность естественной науки, но признать ее еще лучше, чем сам природо-вед. Он знает, что без строгости образа представления, который правит в естественной науке, никакая наука не может быть основана. Он знает, однако также, что если такая строгость через истинное проникновение в Дух естественно-научного мышления приобретена, она может быть твердо удержана через силу Души для других областей.
Нечто, что может заставить задуматься, выступает правда при этом. В наблюдении природы Душа будет управляемой через рассматриваемый предмет в гораздо более сильной мере, чем в не-чувственном Миро-содержании. В таковом должна она в более высокой мере из чисто внутренних импульсов иметь способность, чтобы твердо удерживать сущность научного образа представления. Потому что очень многие люди - бессознательно - верят, что только при путеводной нити явлений природы такая сущность может быть удержана, они склоняются, чтобы через некое безаппеляционное решение решиться на это: как только такая путеводная нить будет оставлена, Душа вступает со своим научным методом в пустоту. Такие люди не донесли себе особенность этого метода до осознания; они образовывают свое суждение главным образом из заблуждений, которые должны возникнуть, когда научная разумность не достаточно закреплена на явлениях природы и несмотря на это Душа желает предаться рассмотрению не-чувственных областей мира. Здесь возникает, само-разумеется, много ненаучных речей о не-чувственном Миро-содержании. Однако не из-за того, что такая речь по своей сущности не может быть научной, но потому что она, особенно в этом случае, позволила быть лишенной научного само-воспитания через наблюдение природы.
Кто желает говорить о Тайноведении, должен все-таки, со вниманием на только что сказанное, иметь бдительное чувство для всего блуждающего (Irrlichtelerende), которое возникает, когда делается некоторое заключение о проявленных тайнах мира без научной разумности. Все-же это не привело бы к чему-либо полезному, если бы здесь, сразу в начале тайноведческих высказываний, не говорилось бы обо всех возможных заблуждениях, которые в Душах личностей, полных предосуждений, каждое исследование в этом направлении приводят к игнорированию, потому что такие личности из наличности истинно многочисленных заблуждений делают заключение о неправомерности всего стремления. Так как здесь, однако, главным образом у осуждающих научных или научно ориентированных лиц, отвержение Тайноведения, однако, основывается только на уже выше обозначенном безапелляционном решении и апелляция на заблуждения есть только - часто бессознательная отговорка, то дискуссия с такими противниками будет прежде всего мало плодотворной. Ничто не препятствует им ведь, чтобы сделать конечно полностью правомерное возражение, которое с самого начала ни через ничто не может быть установлено, существует ли действительно у того, кто верит, что другой захвачен заблуждением, выше обозначенное прочное основание. Отсюда, стремящийся к Тайноведению может только просто продемонстрировать то, что он верит позволительно сказать. Суждение о его правомерности могут образовывать себе только другие, но также только такие личности, которые при избежании всех безапелляционных решений, могут вникнуть в образ его сообщений о проявленных тайнах событий мира. Ему надлежит правда, показать, как соотносит себя им продемонстрированное к другим достижениям знания и жизни, какие противопоказания возможны и насколько непосредственная внешняя чувственная действительность жизни приносит подтверждения для его наблюдений. Однако он не должен никогда стремиться к тому, чтобы удерживать свой изложение так, что оно вместо того, чтобы действовать через свое содержание, воздействовало бы через его искусство убеждать.
Можно напротив тайноведческим высказываниям часто слышать возражение: таковые не доказывают то, что они преподносят; они выставляют там только одно или другое и говорят: Тайноведение устанавливает это твердо. Следующие высказывания недооценивают, если полагают, что только что-либо в них преподнесено в этом смысле. Что здесь добиваются, есть то, чтобы разворачивающемуся в Душе при естественном знании позволить так далее развиваться, как это может развиваться по своему собственному существу и затем обратить внимание на то, что при таком развитии Душа наталкивается на сверх-чувственные факты. При этом предполагается, что каждый читатель, которому удается вникнуть в высказываемое, совершенно необходимо наталкивается на такие факты. Некое различие напротив чисто естественно-научному рассмотрению предрасполагает себя правда в то мгновение, в которое вступают в Духовно-научную область. В естественной науке факты располагаются в поле мира чувств; научный излагающий (Darsteller) рассматривает деятельность Души как нечто, что напротив совместной связи и течению чувство-фактов отступает назад. Духовно-научный излагающий должен установить эту деятельность Души на передний план; ибо читатель достигает только к фактам, когда он эту деятельность Души правомерным образом делает своей собственной. Эти факты есть не как в естественной науке - все-таки не понятые - также без деятельности Души перед человеческим восприятием; они выступают много более в таковом только через деятельность Души. Духовно-научный излагающий предполагает также наперед, что читатель ищет факты совместно с ним. Его изложение будет выдерживаться таким образом, что он рассказывает об обнаружении этих фактов и что в том образе, как он рассказывает, господствует не личный произвол, но воспитанный в естественной науке научный смысл. Он будет поэтому также вынужден говорить о средствах, через которые достигают к некому рассмотрению не-чувственного сверх-чувственного. Кто пускается в тайноведческое изложение, тот скоро заметит, что через него приобретаются представления и идеи, которых прежде не имели. Так приходят к новым мыслям также о том, что прежде полагали под сущностью "доказательства". Учатся познавать, что для естественно-научного изложения "доказательство" есть нечто, что для такового привнесено известным образом извне. В Духовно-научном мышлении располагается однако деятельность, которую Душа при естественно-научном мышлении прилагает к доказательству уже при поиске фактов. Их можно не найти, если путь к ним не является уже доказуемым. Тот кто действительно проходит через этот путь, уже переживает доказуемое; ничто не может быть достигнуто через извне вставленный аргумент. То, что этим в характере Тайноведения пренебрегают, вызывает многие недоразумения.