Очерки времен и событий из истории российских евреев том 2
Шрифт:
Рабби Леви Ицхак скончался в Бердичеве в 1810 году, и на его могиле воздвигли каменный шатер безо всякой надписи. Но все и так знали, ктб там похоронен. По сей день идут к этой могиле евреи, когда у них беда или горе, и молят его о заступничестве перед Всевышним. Недаром говорили в прошлом: "Когда вспоминают бердичевского раввина, смягчается строгость Небесного суда". После его смерти не стало раввина в городе Бердичеве. Все те, кто потом занимал это место, именовались более скромно - учитель, руководитель в Законе. Один раввин, достойный этого звания, был в Бердичеве - рабби Леви Ицхак бен Меир. Или, как он называл себя: "Леви Ицхак, сын Сарры, из Бердичева".
4
Особняком
Ему было четырнадцать лет, когда его женили, и он стал жить в местечке у тестя. Изучал Талмуд, много постился, в уединении бродил по лесу или плавал по реке на лодке. "Хорошо молиться в лесу или в поле, - говорил он, - когда деревья и трава тоже молятся вместе с нами и подкрепляют нашу молитву". После смерти тестя он жил на полученные им в приданое триста червонцев, а когда их не стало, начал получать по рублю в неделю за хасидские проповеди в синагоге. Уже тогда он считал, что самое главное - это оставить после себя учеников, которые станут учителями, оставят после себя еще больше учеников, и таким образом хасидское учение распространится среди всего народа Израиля.
Однажды, накануне праздника Песах, рабби Нахман объявил в синагоге, что собирается поехать в Святую Землю. Он продал все, что у него было, хасиды добавили недостающее, и через полгода утомительного путешествия он, наконец, приехал в Эрец Исраэль. На Святой Земле рабби Нахман прожил зиму: изучал кабалу, посещал могилы великих еврейских ученых, молился возле них. Это произвело на него такое огромное впечатление, что впоследствии он запретил своим последователям сохранять что-либо из прежнего своего учения. "Все, что я проповедовал до поездки в Эрец Исраэль, - говорил он, - не имеет теперь никакого значения". И еще он повторял на протяжении всей своей жизни: "Я живу только в Эрец Исраэль, и куда я ни еду, я еду, в сущности, только в Эрец Исраэль".
Вернувшись из Святой Земли, рабби Нахман поселился поначалу в Златополе, а затем переехал в Брацлав. Этот город стал центром хасидов брацлавского ребе, которые съезжались к нему шесть раз в году и слушали его поучения. Один из его учеников, рабби Натан, записывал многое из того, что слышал от своего учителя, даже простые его разговоры, а потом приносил ему для просмотра. Благодаря рабби Натану сохранились до наших дней поучения, беседы, аллегорические повествования и даже сны цадика из Брацлава. Рабби Нахман говорил: "Порой цадик вынужден придавать Торе форму общедоступных рассказов", - и потому в его историях фигурируют цари, мудрецы, принцессы и разбойники. "Поведаю я вам о своем путешествии, только не ожидайте, что я расскажу вам всё и вы всё поймете…" Удивительная и самобытная форма его повествования нелегка к восприятию и требует для своего понимания глубокое знание Торы и кабалы. Рабби Нахман сказал про одну из своих сказок: "В ней нет ни одного слова, которое было бы лишено смысла. Лишь тот, кто постиг мудрость святых книг, способен понять содержащиеся в ней намеки". А его ученик рабби Натан добавил: "Избави тебя Бог отнестись к этим историям, как к обычным сказкам… Истории эти обладают чудесным свойством: они способны пробудить каждого от духовной спячки, чтобы человек - не дай Бог - не проспал попусту всю свою жизнь".
Рабби Нахман не считал себя чудотворцем и не любил поэтому, когда его просили помолиться за успех какой-нибудь торговой сделки. Выше всего он ставил простоту жизни, не гонялся за богатством и предписывал хасидам только то, что и сам исполнял. "Об одном лишь прошу я вас, - говорил он своим последователям, - будьте честными,
Основа иудаизма, учил рабби Нахман, это чистосердечие и простота, вера и молитва, проникнутые искренним чувством, и потому он советовал евреям молиться также на идиш, который им более понятен и доступен. Рабби Нахман относился к науке без особого почтения и считал, что лучше быть "всему верующим глупцом", чем всеотрицающим "мудрецом". "Удивительные мудрецы!
– говорил он.
– Весь свой ум они отдают на то, чтобы придумать орудие, которым можно убить побольше людей. Не величайшая ли это глупость?" Но в то же время он был против духовной неподвижности и требовал постоянно обновлять свои мысли, так как обновление мысли - это и обновление души. "Не хорошо быть стариком, - говорил он.
– Не хорошо быть старым хасидом или старым цадиком; нужно ежедневно обновляться".
Рабби Нахман критически относился к некоторым цадикам того времени и открыто высказывал о них свое мнение. "Искусителю, - говорил он, - очень трудно справиться одному со своей работой; поэтому он назначил такого-то цадика в одном месте, а такого-то - в другом". Трудно отличить действительного цадика от мнимого, "так как и лжецадики… сидят целый день в молитвенном облачении, а на деле они лицемеры". Но особенно раздражали других цадиков его заявления о том, что только он "постигает Божье величие". Начались гонения на рабби Нахмана и на его хасидов, но это его не смущало. "Как могут они не враждовать со мной?
– говорил он.
– Ведь я иду новым путем, по которому не ходил еще ни один человек с тех пор, как существует мир. И хотя путь этот стар, очень стар, а все же это путь новый, совершенно новый". "Я не от мира сего, - еще говорил он, - и потому мир не может меня терпеть".
В 1802 году рабби Нахман побывал проездом в Умани и посетил еврейское кладбище, где похоронены тысячи жертв массовой резни гайдамацких погромов 1768 года. Там он пожелал, чтобы его похоронили среди этих мучеников, - и это случилось довольно скоро. Рабби Нахман прожил короткую жизнь, и последние ее годы были печальными. В 1806 году умер от чахотки его двухлетний сын. В том же году умер и второй его сын. Через год от чахотки скончалась его жена. Сам рабби тоже заразился этой болезнью и предсказал, что от нее он и умрет. Он уже никуда не выезжал из Брацлава, но продолжал обучать своих последователей. В 1810 году дотла сгорел его дом, и ночь больной рабби провел на улице. После этого он переехал в Умань, потому что, как говорил рабби Нахман, "души умерших там за веру ждут его". Перед праздником Рош га-шана его состояние стало ухудшаться и началось горловое кровотечение. Но в ночь Рош га-шана он, как обычно, произнес поучение, говорил долго, и это было его последнее обращение к своим хасидам.
Рабби Натан описал последние часы жизни своего учителя: "Мы уложили его на кровать, облаченного в прекрасное шелковое одеяние… Он взял небольшой восковой шарик и перекатывал его между пальцами. Так часто делал он в свои последние дни, погружаясь в глубокое размышление. И в этот последний час его мысли проносились сквозь потрясенные миры, и этот шарик из воска, оплывшего на светильнике, он вращал между своими пальцами, ощущая великую ясность мысли. Дом был полон людьми, пришедшими почтить его. Увидев, что близится кончина, они начали произносить молитву о праведнике… Нам показалось, что он скончался, и, сотрясаемые рыданиями, мы начали взывать: Тебе! Ребе! На кого ты покинул нас?!" Он услышал наши голоса и поднял голову, обратив к нам свое лицо, выражение которого повергло нас в трепет. Он как бы говорил: "Я не покидаю вас, упаси Бог!" Это было незадолго до того, как он ушел, чтобы приобщиться к своим отцам в великой святости и чистоте. Сверкающий и чистый, он ушел отсюда без малейшей тени смятения, без единого жеста непокорности, ушел, объятый безмятежностью, внушающей благоговейный страх… Что мне сказать? И как я могу говорить? Чем я могу воздать Всевышнему за то, что удостоился стоять там, когда отлетела его душа? И если бы я пришел в этот мир только для этого, этого было бы достаточно".