Очерки времен и событий из истории российских евреев том 2

Кандель Феликс Соломонович

Российские евреи жили обособленно в черте оседлости - со своей верой, со своими обычаями, отличавшими их от прочих народностей, со своим автономным управлением, и это вызывало желание правителей подогнать и их под общий ранжир для скорейшего достижения единообразия. Побывав однажды в Западном крае и увидев на улицах толпы евреев, Николай I спросил местного губернатора: "Чем они живут? Надо непременно придумать, что с ними делать, и дать этим тунеядцам работу". Все его законы о евреях, в основном, и были направлены против "этих тунеядцев" и целью своей ставили "уменьшение евреев в государстве и, в особенности, в тех местах, где они еще не слишком умножились". В "Уложении о наказаниях" еврейское вероисповедание - наравне с исламом и язычеством - официально признавалось лжеучением, и основной путь к "уменьшению евреев" видели в их массовом обращении в христианство. Опасались и "религиозного фанатизма" этой замкнутой, малопонятной, живущей обособленно народности,

которая, как полагали тогда, всячески склоняла христиан к своей вере. Однажды из Петербурга даже запросили генерал-губернатора Новороссийского края о проявлениях этого "фанатизма", но неожиданно им ответили, что ни в чем предосудительном евреи не замечены, - разве что они зажигают по субботам свечи, а это "может привести к пожарам".

Для быстрейшего "уменьшения евреев" в государстве и обращения их в православие правительство решило ввести рекрутскую повинность, от которой евреи до сих пор освобождались. Эта идея была не новой. Еще прежде один из петербургских сенаторов предлагал "учредить для евреев рекрутский набор… для вернейшего и успешнейшего истоку сего беспрестанно размножающегося народа", потому что евреи, как он отметил, "не имеют другой убыли, кроме обыкновенной смерти". Вторил ему и автор особой записки, поданной в правительство, предлагая брать с еврейского населения впятеро больше солдат, чем брали у христиан, чтобы в армии они служили "расторопнейшими" денщиками, "проворными и дело свое знающими погонщиками при артиллерийских подводах, лошадях и обозах", "курьерами для посылок" и "искусными в полку ремесленниками". "Когда все нации в России дают рекрут, - писал он, - то почему с одних жидов взимают деньгами за рекрута? И за что они таковыми выгодами пользуются против россиян? Россиянин вчетверо заплатит против жида, освободи только его от рекрутства…"

Летом 1827 года в черте оседлости распространился слух о подготовке нового указа о рекрутской повинности. Эта весть вызвала ужас в еврейском обществе. Все прекрасно понимали, что если еврейский юноша попадет в чуждую и враждебную ему среду, он уже не сможет строжайшим образом исполнять предписания религии и сохранять еврейский образ жизни. "Трепет и смятение охватили всех, - писал очевидец про город Вильно.
– Главы еврейской общины установили всеобщий пост и призывали к молитве; народ стекался в синагоги, чтобы излить свою душу в слезах… Толпами отправлялись на кладбище, чтобы поведать покоящимся в могилах праведникам о надвигающемся несчастии и просить их о заступничестве… Так прошло в плаче, стенаниях и молитвах семь-восемь недель, пока не получили подписанный указ о рекрутчине. Синагоги и молитвенные дома по целым дням и ночам оглашались плачем мужчин, женщин и детей; кладбище также превратилось в место для молитв; всюду царили печаль и ужас…"

26 августа 1827 года Николай I подписал указ: "повелеваем обратить евреев к отправлению рекрутской повинности в натуре". Военной службе придавали характер "воспитательной меры" для подавления "фанатизма" не поддающейся влиянию народности. Предполагали заранее, что еврейский солдат в казарме, оторванный от родной среды и принуждаемый командирами, волей-неволей откажется от прежнего образа жизни и, в конце концов, перейдет в христианство. Указ сразу же установил повышенную норму призыва для евреев. Если у христиан брали в армию по семь рекрутов с тысячи человек, и то раз в два года, в один из двух объявляемых наборов, то у евреев стали брать по десять рекрутов с тысячи человек ежегодно, при каждом наборе. В отличие от других, их призывали в армию не с восемнадцати, а с двенадцати лет, и многие причины, по которым на призывном пункте отбраковывались рекруты-христиане, оставались для евреев "без рассмотрения". Совершеннолетних определяли сразу же на действительную службу, а малолетних - с двенадцати и до восемнадцати лет - направляли в батальоны и в школы кантонистов "для приготовления к военной службе". Годы пребывания в кантонистах не засчитывали в армейский срок, а срок этот был в николаевской армии - двадцать пять бесконечных лет. "Нам бреют бороды, - сказано в еврейской песне тех времен, - нам стригут пейсы; нас заставляют нарушать святость субботы и праздников… Прощайте, сестры и братья! Бог знает, встретимся ли когда-нибудь!…"

Петербургские власти официально заявляли: "Рекрутский набор есть благодеяние для еврейского народа. Сколько праздных и бедных жидов, поступивших на службу, теперь сыты, одеты и укрыты от холода и сырости!" А официальный орган министерства внутренних дел отметил начало этого события не без некоторого злорадства: "Первый набор, как событие небывалое, неожиданное и совершенно противное еврейской трусости, лени и бездельничеству, распространил отчаяние по всему иудейскому племени. Матери бегали на могилы своих родителей, валялись на земле и просили их заступничества; некоторые даже умирали от горести и отчаяния, умирали и жиденята от одной мысли, что они… будут обриты, острижены, далеко от родных, в строгости и повиновении".

Перед очередным

набором правительство назначало требуемое количество рекрутов от каждой общины, но не интересовалось, кто именно пойдет в армию. Это решали органы еврейского самоуправления - кагалы, и они же отвечали перед властями за своевременную поставку нужного количества призывников. От призыва освобождались семьи раввинов, купцов трех гильдий и старшин кагалов; освобождались также цеховые мастера, механики на фабриках, земледельцы-колонисты и учащиеся казенных училищ на время их учебы: все они уплачивали в казну "рекрутские деньги" - по тысяче рублей. Власти сразу же разрешили кагалам "отдавать в рекруты всякого еврея во всякое время за неисправность в податях, за бродяжество и другие беспорядки", - и это вело порой к злоупотреблениям. Богач в общине мог пожертвовать большие деньги на нужды кагала и взамен его сына забирали вне очереди рекрута из бедной семьи. Старшина кагала мог отомстить своему обидчику, вольнодумцу или нарушителю порядка и сдать его в солдаты. И потому в рекруты попадали в первую очередь сироты, дети вдов и бедняков, и даже мальчики семи-восьми лет, которых по присяге лжесвидетелей признавали двенадцатилетними. Старались сохранить также способных учеников иешив, чтобы не перевелись в народе ученые - знатоки Закона, и взамен них уходили в армию неспособные к учению. Многие рекруты в восемнадцать лет были уже женаты и имели детей, которых должна была затем содержать и без того нищая община, и потому еще охотнее отдавали в солдаты малолетних взамен тех, кто мог самостоятельно содержать семью. В нарушение закона сдавали порой единственного в семье ребенка, который вообще не подлежал призыву, а иногда подкупали военное начальство и отправляли в армию больных и калек, чтобы выполнить призывную норму.

"Часто в субботу во время молитвы, - вспоминал очевидец, - врывались в синагогу женщины, сыновья которых содержались под стражей в кагальной кутузке, не давали вынимать свитки Торы для чтения, поднимали вопль, проклинали кагал, указывали пальцем на детей и юношей, вместо которых их детей отдавали в солдаты, с яростью требовали ответа у старосты кагала реб Хаимке. Все общество молчало, не смея мешать бедным матерям выплакаться, высказать горькую правду. Молчал и реб Хаимке, углубляясь в какую-нибудь книгу, как будто все эти жалобы к нему не относились. Спустя час или два, когда женщины, бывало, охрипнут и обессилеют от плача, реб Хаимке просил их успокоиться, обещая собрать в тот же день сход для обсуждения дела. Несчастные женщины уходили, сход собирался, - но дела оставались в прежнем положении…" Да и что могло измениться в то время, когда кагал был связан круговой порукой: богатые выплачивали подати, причитавшиеся со всей общины, а бедным приходилось расплачиваться своими сыновьями.

Некоторые состоятельные люди выставляли взамен своих детей охотников-евреев: это разрешалось законом. "В охотники шли только бродяги, - писал современник, - негодяи, отчаянные пьяницы, воришки, вообще отбросы общества. Им за это платили от трехсот до четырехсот рублей, кроме того в течение определенного времени их кормили, поили, удовлетворяли всем их прихотям; но часто случалось, что покутивши в течение нескольких месяцев за счет своих нанимателей, охотники перед самой сдачей отказывались от заключенного условия, и все расходы на них пропадали даром".

Руководители кагалов и ответственные за призыв должны были непременно набрать требуемое количество рекрутов, не то их самих - в наказание - брали в армию. И потому каждый кагал содержал сыщиков и стражников, которые устраивали ночные облавы или ловили в окрестностях города уклонявшихся от призыва. В 1834 году прошел слух, будто вскоре запретят евреям ранние браки, увеличат набор среди холостых, но зато освободят от призыва тех, кто успел уже жениться. В еврейских общинах стали срочно женить десяти-двенадцатилетних мальчиков на девочках того же возраста, чтобы уберечь детей от солдатчины; вскоре появились тысячи молодых пар, - но и это не помогло. Детей продолжали брать в армию, и можно предположить, что за все годы царствования Николая I их оказалось не менее пятидесяти тысяч. "Льются по улицам потоки слез, - сказано в народной песне, - льются потоки детской крови. Младенцев отрывают от хедера и одевают в солдатские шинели… Горе, о горе!"

2

Год за годом власти вводили новые ужесточения при наборе евреев в армию. Если община не могла поставить требуемого количества рекрутов, то взамен каждого недостающего - в виде наказания - брали еще троих сверх нормы. Если кто-либо убегал от призыва, вместо него забирали двух других, а пойманного секли розгами и сдавали затем без зачета общине. Если за кагалом оставалась денежная недоимка по уплате налогов, то за каждые две тысячи рублей долга сдавали в армию по одному взрослому рекруту. При этом долг не погашался, и если на следующий год община его не выплачивала, то снова брали за те же самые две тысячи рублей нового рекрута.