Очертя голову, в 1982-й (Часть 1)
Шрифт:
Карлов ждал меня на лавочке в сквере. Когда я вышла из «Астории», он поднялся и пошёл навстречу. Второй день он дурел от счастья. А я любила его как брата.
Моё материальное положение оказалось очень даже недурным: более тысячи рублей и двести долларов. Интересно, существуют ли у меня какие-нибудь долги или обязательства? Надо спросить у Петрушки, о чём трепалась у Котова.
Моего мужа не покидало ощущение праздника, и я предложила пойти в ресторан. Можно было расположиться прямо здесь, даже в валютнике, но мне хотелось уйти отсюда поскорее.
Нашу помолвку мы отметили в «Метрополе». Нажрались икры и надулись шампанским словно разбогатевшая вдруг деревенщина. Выходили танцевать танго, фокстрот и ламбаду, хотя танго и фокстрот никто из нас до этого ни разу в жизни не танцевал, а ламбады человечество ещё не знало. Страшно вспомнить. Потом ночью в обнимку и с хохотом тащились домой по безлюдному Невскому. Ввалившись в квартиру, мы устроили посреди комнаты такую бесстыдную любовную корриду, что посуда в серванте тряслась и звенела, кажется, на весь дом.
Свою новую жизнь Котов начал с того, что забрал документы с рабфака института рыбного хозяйства, который, оказывается, начал посещать. Родители уже убыли в Монголию и давления, понятное дело, не оказывали. Он был свободен, по его собственному выражению, «как сопля в полёте».
Но, помимо свободы, Котов не ощущал никаких решительных преимуществ своего нового положения. Это он понял уже на третий день, достав из своего почтового ящика повестку в военкомат.
«…надлежит прибыть 08.09.82 г. В 15.30. Иметь при себе точный адрес и справку с места работы. В случае неявки будете отвечать по закону…». Лёжа на кровати, Котов неприязненно перечитывал повестку. Им нужна справка с места работы, чтобы отправить его на сборы — десятидневные, месячные, а то и трёхмесячные.
В 88-м он послал бы этот военкомат подальше, но теперь… всё по другому. Для начала не даст жизни участковый, а потом могут быть неприятности и похуже. Есть даже уголовная статья, по которой сажают в тюрьму за то, что какое-то время нигде не работаешь.
Можно было снова устроиться парообходчиком, сутки через трое, но при мысли о душной бойлерной и оскорбительной зарплате ему становилось тошно.
Зазвонил стоящий на полу телефон. Дима опустил руку и поднёс к уху трубку.
— Здорово, — услышал он хмурый голос Степанова.
— Валя? Привет… — Котов слегка растерялся и сел на кровати.
— Сегодня как договорились?
— А что, напомни.
— Ты чо там дуркуешь? «Комарово» выучил?
— Выучил, — сказал Дима после паузы.
— Тогда всё, в шесть часов жди.
Всё ясно. Именно тогда, в сентябре 1982-го, они со Степановым начали готовить первую программу свадебного репертуара. Позднее к ним присоединились Осипов
Однако… не начинать же всё с начала, ступив на заведомо порочный путь ресторанного лабуха. Теперь, зная всё наперёд и имея столько возможностей…
И Дима решил при встрече отговорить Степанова от своей же затеи.
Откинувшись головой на подушку, Котов задумался. Действительно, какие возможности открылись перед ним теперь, когда он знает наперёд всё, что произойдёт со страной и миром в ближайшие шесть лет. Перестройка, кооперативы, свобода слова…
Болван. Как он провёл последний день в 88-м? Спал! Проспал весь день вместо того, чтобы сидеть в публичке и лихорадочно переписывать из старых газет выигрышные номера лотерейных билетов, даты и события…
Но ведь остальные тоже спали. Скорее всего, что гуманоид всех уложил спать. Наверное, как раз этого он и не хотел — чтобы кто-нибудь успел подготовиться.
Вечером явился Степанов с зачехлённой гитарой в руках. Он прошёл в большую комнату, достал инструмент, начал мять и растирать пальцы рук.
— Что смотришь? — подал он голос. — Бери контрабас, подстроимся.
Дима взял бас-гитару и они подстроились.
— Нормально. Повторим старое: «Летящей походкой» — и-и…
Друзья слаженно заиграли уже подзабытую, но до оскомины знакомую Котову мелодию.
Потом повторили ещё несколько вещей из старого, самого первого свадебного репертуара. Скупой на похвалы Степанов был доволен.
— «Комарово» выучил?
— Давай, — лениво согласился Котов.
Вышло без сучка, без задоринки, хотя Дима играл рассеянно и чисто механически.
Потом Степанов сказал, что слышал ещё несколько подходящих песен, но запомнил не все слова и подобрал не все аккорды.
— Начинай, подскажу, — вяло предложил Котов.
И дело пошло. За пару часов они разучили надоевшие «Вологду», «Барабан», «Малиновку», «Земля в иллюминаторе» и «Толстый Карлсон».
— Когда ты так надрочиться успел? — недоумевал Степанов. — Если у нас так дело пойдёт…
— Нет, не пойдёт, — решился наконец Котов, выключил и отставил гитару. — Валя, я не буду играть на свадьбах, это точно. Поговори с Шурой, я продам ему гитару по дешёвке. Ты извини, у меня планы изменились.
Степанов смотрел на него, ничего не понимая. Потом он начал соображать, что если бы Котов всё обдумал заранее и твёрдо решил отказаться, он вообще не стал бы сегодня репетировать. А если так, причина пустяковая и надо просто нажать хорошенько. Так он и сделал.
Безвольный Котов слабо отпирался, ссылаясь на унизительное положение свадебных артистов и мизерные ставки:
— На эти двадцать пять рублей через три года бутылку водки без талона не купишь.
— Откуда ты-то знаешь, что там будет? — гнул свою линию Степанов. — Может, через три года мы уже не на свадьбах будем выступать, а в больших концертных залах. На своих машинах будем ездить. Радио, телевидение…