Очевидцы бессмертия

Калиновский Петр Петрович

Я слышал хвалу любви о величии, красоте и бесконечности Души моей. Всё пело, и слава наполняла всё Царство живым светом и существами неизреченной красоты!

Глаза Души моей видели всё сразу и слышали одновременно голоса всего живущего, ибо не было там ни прошедшего, ни будущего, всё слилось в один бесконечный миг.

Я был там один. Себя я не терял, не терял и своей сущности, а только возрос. И жизнь моя возросла и расширилась беспредельно в Духе моём. Хотя я себя и не видел, но был Великим и Единым, и не в одном месте, а везде и во всём одновременно.

Слепящее сияние окружило меня, Боги излучали

молнии, пронзавшие Светом всё. Раздался гром сил небесных. И, казалось, всё небо и вся земля Царства стонала и пела вместе с Хором Небесным.

Я услышал Слова, отпускающие меня в путь… И Царство Сада, Земли и Неба стало подниматься вверх, а я опускаться в золотое Озеро Жизни.

Я опустился в золотой огонь жизни и блаженства, и мне стало так сладостно в нём, что это мгновение блаженства стоило всей жизни земной. Кто переживёт такое мгновение, всю жизнь его не забудет, и вся жизнь его не заменит.

Я опускался всё ниже и ниже в священный огонь блаженства, и вдруг блаженство мгновенно nponало…

Повеяло прохладой, мне стало холодно и жутко от сознания, что я падаю вниз.

Холод пронзил моё тело, и сердце моё замерло от ужаса, что я падаю вниз…

И пришла страшная мысль: я лечу вниз и упаду в море или на скалы и камни. От страха я боялся открыть глаза. Слышал только, как воздух свистит от моего падения. Мне показалось, что я, наконец, приоткрыл глаза и увидел перед моим взором чудовищные часы. Себя я не видел, и кругом была тьма туманная. Я падал вниз, и часы вместе со мной. Они были подобны грудной клетке, а внутри, как золотое яйцо, висел маятник на какой-то тонкой, как проволока, ниточке. Поверх грудной клетки был циферблат и стрелки. А времени было без малого двенадцать часов. И часы висели на тонкой ниточке, которая уходила вверх, во тьму.

Ужас охватывал меня всё больше, я чувствовал, что лечу в бездну, и, не знаю почему, стал хвататься за тонкую нитку, на которой висели скелетообразные часы. Хочу и никак не могу ухватиться, хотя она перед самыми моими глазами. После великого усилия я всё же уцепился за неё одной рукой, а другой — за часы, и мне стало легче, словно появилась надежда на спасение.

Когда я уцепился за нитку, я заметил, что маятник тихонько качнулся и стал колыхаться. И чем быстрее качался маятник-яйцо, тем меньше он становился, таял и таял, меняя свой золотой цвет на всевозможные огни…

Я засмотрелся на маятник и забыл о своём падении. Себя же я не видел, а только чувствовал.

Вдруг я услышал шум, крики, плеск воды и треск огня, брань и безобразные слова…

Слышу: называют моё земное имя, грозят всякими ужасами.

От страха, что я должен упасть, и от угроз каких-то злых, враждебных мне духов, чьи голоса я услышал, — я стал пригибаться и льнуть к часам, словно хотел влезть в них и спрятаться.

И странно: сам боюсь, а голос свой слышу: «Не бойся, это — сон, всё пройдёт». И голос мой звучал не во мне, а где-то поблизости.

Я почувствовал падение и толчок.

ГЛАВА 17

В ледяной туше. — Раздвоение души. — В мертвецкой. — «Он живой… живой…»

Ну, думаю, упал!.. То ли было так темно, что я ничего не видел, то ли от страху я не смел открыть глаза. Упал и лежу в

кромешной тьме.

Думаю: «Боже мой, надо спасаться, прятаться, а где и куда — не знаю!»

И полез в рёбра скелетообразных часов. Уже не вижу их, а только руками и всем телом чувствую. И возникло у меня отвратительное ощущение, будто забираюсь я не в часы из сухих костей, а в ледяную свиную тушу, которую мясники привозят зимой на базар, и в ней мне нужно спрятаться. Ощущаю мясо и застывшую кровь. Холодно мне стало, но, думаю, здесь меня не увидят. И слышу голоса и шум.

Потом возник новый страх: а если туша кому-то нужна, варить её станут или закопают? Нет, туша — свиная, её не закопают. Да и вообще не тронут сейчас. Темно ещё… А затихнет шум и погоня — я уйду.

Холодно и тесно в туше, и всё теснее становится… И от этого холода и тесноты страшно: как уйти отсюда? А вдруг меня увидят?

И слышу где-то рядом свой голос: «Лежи!»

Голос успокаивает меня, велит уснуть, потерпеть, а потом всё будет хорошо, и вернусь я домой, где был.

Пока я слышал свой голос, мне становилось лучше, и страх исчезал. Но как только голос смолкал и становилось тихо, меня снова охватывал холод и страх.

Я как-то раздвоился: слышу бесстрашный и властный голос и не знаю, что это мой голос, что это — я; и в то же время чувствую себя отдельно в туше, жалким и беспомощным…

В туше мне стало очень тесно, невыносимо плохо, и начали болеть все части тела. Я хотел пошевельнуть руками и ногами… и не мог. Как скованный, я не мог шевельнуться. Страшная мысль пробежала: туша замёрзла, и я вмёрз в неё и погиб. Хочу посмотреть, так ли это… а глаза не открываются. Хочу крикнуть… нет голоса.

Ужас и мука охватили меня. Я ничего не в силах сделать и не могу понять, что случилось и как я попал в такое положение? Голос опять говорит: «Успокойся, усни, лучше будет».

Будь что будет, думаю, надо лежать. И чувствую… теплее становится. Ну какой же это сон, думаю, если всё тело так болит? Всё ноет: спина, шея, руки и ноги, все суставы…

Слышу стук и топот… ужаснулся и притаился. Рядом раздался чужой голос: «Ночью вывезти его в море».

Разговор обо мне… и совсем близко. Неужели, думаю, узнали, что я здесь спрятался? Шум затих. Ушли. Никого. Боже милостивый, помоги выбраться! — хочу закричать, но голос не повинуется, и нет сил пошевелиться.

«Не бойся, — слышу свой голос. — Лежи!»

И хочу крикнуть: «Помоги мне, Боже, помоги!»

И опять голос: «Не бойся ничего!»

Когда я слышал голос, мне становилось лучше от мысли, что кто-то меня охраняет. Голос я узнал — он был моим. Хочу закричать — и не могу. Слышу, но не вижу, от кого исходит голос, мгла перед глазами… Я хочу к нему, к моему голосу или чтобы он пришёл ко мне и соединился бы со мной. Знаю, что нас двое, но оба мы — одно, только разъединены.

Пока я так мучился, заскрипела дверь, и будто свет проник сквозь мои веки… Кто-то вошёл и пошевелил меня, я открыл глаза, но свет ударил в них, я закрыл снова, но чувствовал вошедшего сквозь веки. Я снова собрал силы, приоткрыл веки — и заметил освещённого человека. Меня обуял страх, что я не мог спрятать глаза от света. Я заметил возле себя незнакомого человека и постарался спрятать от него глаза. Мне показалось, что я весь спрятался, только глаза не смог спрятать.