Очи познания: плоть, разум, созерцание

Уилбер Кен

Она была превращена в руины потому, что она была редуцирована (или сведена к чему-то иному и меньшему), как то произошло с духовностью до нее. Довольно плохо, само по себе, что закрылось око созерцания, но ведь еще закрыто было и око подобающего философского умозрения, синтеза и критицизма. Уайтхед абсолютно однозначен в этом отношении. Столь же однозначен и Дж. Дж. Ван дер Леув: «Взаимная неприязнь философии и науки столь же вредна, сколь и необоснованна, но мы всегда должны быть внимательны, чтобы не задавать одной вопрос, который является вотчиной другой [совершая категориальную ошибку]. Научный ответ на философский вопрос неотъемлемо будет неудовлетворителен и направлен мимо цели; так же и философское решение научного вопроса будет лишено всякого смысла и, с научной точки зрения, бесполезно. Мы ценим и философию, и науку, понимая, что

у них есть соответствующие сферы знания, и координируя их ради их же наивысшего блага, никогда при этом не смешивая друг с другом задачи каждой из них». [39]

39

Van der Leeuw, J. The Conquest of Illusion. Wheaton: Quest, 1968.

Но именно подобное координирование и отказалось выполнять око плоти. Вместо этого оно стало говорить, что того, чего я не вижу, не существует; тогда как ему следовало говорить: того, чего я не вижу, я не вижу. Кант не утверждал, мол, Бога нет: он говорил, что направленный на чувственное научный рассудок неспособен постичь Абсолют. Витгенштейн выразил это следующим образом: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать». Сциентисты же извратили это в принцип: «О чем нельзя говорить, того нет».

Например: вспомните, что один из вкладов Канта состоял в отчетливой демонстрации, что всякий раз, когда вы пытаетесь рассуждать об Абсолюте, то вы всегда можете рассуждать в двух противоречащих друг другу, но равным образом убедительных направлениях. Это не является достаточным доказательством того, что Божества не существует (несмотря на то, что поздние позитивисты так это ошибочно истолковывали); нет, этим Кант показывал, что Божество трансцендирует рассудок.

Всюду, где высшие измерения представлены в низших, они непременно что-то теряют в процессе перевода (или трансляции). Простой пример: всякий раз, когда трехмерная сфера сводится к двумерной плоскости, она становится кругом. Сфера, так сказать, разрезается пополам, чтобы уместиться на бумаге. И заметьте, ведь сфера может быть разрезана в двух самых разных направлениях (скажем, с восточной стороны на западную или с западной на восточную) и при этом все равно оставаться все тем же кругом. Можно, следовательно, утверждать, что когда бы круг ни пытался мыслить о сфере, он может произвести на свет два совершенно противоречащих друг другу утверждения, имеющих равную убедительность, ведь – для круга – оба утверждения и вправду верны. То же самое касается рассудка и духа.

Позитивисты считают, что это означает: сферы не существует. Но единственное, что это значит, так это что, с точки зрения круга, сферу понять нельзя.

Кант был твердо убежден в существовании Трансцендентного, хотя он и знал, что его нельзя постичь чувственным опытом или научным рассудком. Но его «полупоследователи» – начиная с Конта и Маха и заканчивая современными Айером, Флю, Куайном и иже с ними – не обладали даже такой степенью рассудительности. Расстроенные ролью правильной спекулятивной философии и совершенно слепые на око созерцания, сциентисты отдали все знание низшему оку плоти, и никакое иное знание, кроме приходящего через это око, более не считалось заслуживающим уважения.

Таков был новый эмпирический сциентизм: он просто заявлял, как продолжает заявлять и сегодня, что единственно только око плоти и выражаемые в числах количественные данные реальны. Все остальное – око разума, око созерцания, Бог, Будда, Брахман, Дао – все это бессмысленно, ибо ничто из этого не появляется как объект «наблюдаемый вовне». Коль скоро сциентизм не может приложить к Богу линейку, то он объявил Дух нонсенсом и бессмыслицей. Христос, следовательно, был безумен, Будда был шизофреником, Кришна галлюцинировал, а Лао-цзы страдал от психозов.

И посему в этом, именно в этом, была извращенная часть наследия Галилея и Кеплера, от них доставшаяся Ньютону, от Ньютона – Канту, от Канта – Конту, Маху и Айеру и вплоть до Уилларда Куайна. «Лучший способ охарактеризовать мировоззрение Куайна это сказать, что… фундаментально есть только одна сущность в мире, и таковая исследуется учеными-естественниками, а именно – физические объекты; и, во-вторых, есть лишь один тип знания

в мире, и это то знание, которым обладают ученые в естественных науках». [40]

40

Smith, H. Forgotten Truth. New York: Harper & Row, 1976.

А сам Уиллард Куайн? «Уиллард Куайн – это самый влиятельный американский философ последних двух десятилетий». [41]

Природа сциентизма

«Как бы вы это ни приукрашивали, – пишет Уайтхед, – таков практический итог характерной научной философии, которой увенчался XVII век». При рассмотрении посредством научного ока, отмечает он, «Природа есть нечто унылое, лишенное звука, запаха, цвета; просто суета материального, бесконечная и бессмысленная». [42] Вот и все, что есть. Вот и все, что стоит познавать. Но еще хуже следующее:

41

Smith, H. Forgotten Truth. New York: Harper & Row, 1976.

42

Whitehead, A. N. Science and the Modern World. New York: Macmillan, 1967.

Мы должны обратить внимание на ее поразительную продуктивность в качестве системы концепций для упорядочивания научных исследований. В этом смысле она совершенно достойна гения того века, который ее произвел на свет. И она сделала себя ведущим принципом научных исследований с тех пор. И все еще правит бал. Каждый университет в мире организует себя в соответствии с нею. Не было предложено ни единой альтернативной системы организации поисков научной истины. Она не просто воцарилась, но еще и не имеет никаких соперниц. И все же… она весьма неубедительна. [43]

43

Whitehead, A. N. Science and the Modern World. New York: Macmillan, 1967.

Таково знаменитое суждение Уайтхеда о научном воззрении на мир. Другие оказались даже еще менее благосклонны: «Проблема не в осознанной структуре науки, а в бессознательном слое научного эго, в научной структуре-характере. Уайтхед назвал современную научную точку зрения „весьма неубедительной“. Психоаналитики добавили важное наблюдение: она безумна». [44] Психиатр Карл Стерн сформулировал это следующим образом: «Такое воззрение безумно. И я не имею в виду „безумие“ в качестве некоего жаргонного оскорбления; напротив, я имею в виду именно техническое значение этого слова – как нечто психотическое. Ведь, и вправду, подобное воззрение очень много общего имеет с определенными аспектами шизофренического мышления». [45]

44

Brown, N. O. Life Against Death. Middletown: Wesleyan Univ. Press, 1959.

45

Schumacher, E. A Guide for the Perplexed. New York: Harper & Row, 1977.

Ученые – не полные безумцы, но по той лишь причине, что сами они всецело не верят в эмпирико-научное воззрение на мир. Или, если же они верят в него, они по-настоящему ценят науку; или они в уместной степени гордятся ею; или они считают, что занятие наукой имеет смысл, радость и цель. Но каждое из этих выделенных курсивом слов является неэмпирическими сущностями, будучи субъективными ценностями и намерениями. Иначе говоря, здравомыслящий ученый есть тот, кто ненаучен касаемо своей собственной личности.