Шрифт:
На том и стоим
«Для меня русский тот, кто любит Россию»
Вышедшая недавно в свет книга с одиозным заголовком «Я с миром общаюсь по-русски», вызвала довольно неприязненную реакцию в определенных демократических кругах. «Чуткие» к проявлениям любого народного самосознания тамошние критики просто покоробились от того, что авторы книги общаются с миром, видите ли, по-русски, а не по-чеченски, допустим, не по-еврейски или, на худой конец, не по-россиянски. В самом слове «русский», четко и звучно произнесенном, померещился избранным господам экстремизм.
В принципе все это очень понятно. Давно уже внушают русским
Бесконечная демагогия, льющаяся, с телеэкранов о соотношении национального и интернационального в искусстве народов, выспренные суждения об общечеловеческих ценностях, доходящие до полного отрицания национальных начал, замысловатые толки о мировой вненациональной, а, по сути дела, космополитической культуре – лакомое блюдо, излюбленная тема пропагандисткой говорильни современных либералов, якобы защитников рода человеческого, а на самом деле – ярых приспешников и идеологов человеконенавистнической концепции «золотого миллиарда».
А, ведь, вроде бы очевидно, об этом свидетельствует и история мировой культуры: ни один великий художник ни в какие времена не производил должного впечатления, а творчество его не могло претендовать на мировое признание, если он не был в своем искусстве народен и национален. Мир знает Пушкина потому, что он русский, Бальзака – за то, что он француз, О`Генри – поскольку он американец.
Последнего писателя мы взяли для примера не случайно. Наверное, язвы предпринимательства, капитализма кто-то из тех же американских мыслителей отразил не хуже, чем О`Генри. Но мог ли кто из них сравниться с ним по яркости, выпуклости, точности и силе деталей, которыми он воссоздает характер грубовато-прямолинейного и где-то настырно-простодушного жителя американских штатов – характер, можно сказать национальный. Ибо то, что подмечает художник, свойственно и американскому банкиру, и ковбою, и уличному бродяге.
Не спорим, не спорим. Те же самые характерные черты могут проявиться в человеке любой другой национальности. Более того, скажем, что, когда мы смотрели, например, наш отечественный фильм «Операция Ы…», то, слушая там дуботольский сленг русского охламона типа»: «На тебя оденут деревянный бушлат, в твоем доме будет играть музыка, а ты ее не услышишь», непроизвольно припомнили очень похожие речения из рассказа О`Генри «Пимиентские блинчики». Но в чем здесь суть-то? А в том: то, что в национальном характере того же американца превалирует, – в русском характере или в каком другом является всего лишь толикой.
Безусловно, и наша всемирная отзывчивость, которую отметил, подчеркнем, анализируя творчество Александра Пушкина – как первого русского человека еще Федор Михайлович Достоевский, свойственна, возможно, представителям всех национальностей. С той лишь разницей, что у них она не есть черта всепоглощающая, доминирующая. И не стала, как у нас, основой менталитета.
В каждой национальности много чего намешано. И благодаря национальным гениям, обладающим божественным даром отражать главное в душе своего народа, становимся мы узнаваемыми, признаваемыми, индивидуально значимыми и привлекательными. А общечеловеческие ценности это, наверное, все же то, что сотворено Всевышним – Человек, Солнце, Воздух, Земля, Воды, на что посягать – величайший, непрощаемый грех. И на что, однако, как свидетельствует наша виртуальная действительность, давно точит зубы «золотой миллиард».
Ему ровным счетом наплевать на интересы и самобытность любого народа. А если тот не хочет быть послушным придатком его дьявольски-компьютерной системы подчинения, то такой народ надо просто уничтожить.
Кстати, такую «веселую» перспективу более ста сорока лет назад предрекал русскому народу, не поддающемуся перестройке – переделке по западному образцу, один весьма образованный либерал – гуманист – современник Федора Михайловича. Его людоедские слова «уничтожить народ» и привел великий религиозный мыслитель в своем
Слышите, вы, «народные витии» и «правозащитники», русскость-то, оказывается, не экстремизм вовсе, а всемирность. Ну, а если уж вам выводы, сделанные нашим пророком, которого вы давно окрестили и «мракобесом» и «больной совестью», – не указ, то, может, прислушаетесь к словам другого великого гуманиста, всемирно известного ученого, путешественника (надеемся, вы знаете его).
«Когда заходит разговор о русской науке, культуре, людей, мало знающих Россию и привыкших смотреть на нее, как на одно из самых деспотических государств, бесправный народ которого, казалось бы, не может дать ничего хорошего, поражает в русской мысли ее неизменный гуманизм… Страдание озлобляет натуры холодные, с корыстной душой и умом либо слабым, либо чересчур однобоким; русский же человек по своему характеру горяч и отзывчив, а если бывает злобен и совершает поступки буйно жестокие, то лишь в … безысходном отчаянии … в страданиях своих он никогда не озлоблялся и мысли его направлены не к мести, воспетой и возвышенной до святости в европейской литературе, а только к искоренению зла всеми путями и средствами… При этом он легко готов принести себя в жертву ради блага других, часто для него безымянных и совершенно чуждых».
Вот так! На том и стоим мы. И других поддерживаем.
Часть I. Во глубине души
«Не люби ты меня, полюби мое»
«Когда требуется защита Отечества, в ополчение идут, не считаясь, кто монархист, кто анархист, а кто коммунист»
«…погибнуть в военном столкновении с внешними врагами, в сражении со стихией или даже в результате каких-то экономических потрясений, куда почетнее, по крайней мере, не так обидно, как от собственной корысти, от злобы и ненависти друг к другу…»
(«Во глубине души»)
Вдали от шума городского, или Три дня в деревне
«Кто сеет хлеб, тот сеет святость».
Этот материал, означенный претенциозным подзаголовком (с таким названием есть статья у Льва Николаевича Толстого) рожден, действительно под впечатлением от трехдневного пребывания в «имении», отстраиваемом в рязанском селе Семион старателем нынешнего времени, моим визави – Александром Васильевичем Терениным, московским профессором и удачливым предпринимателем. После совместных прогулок по живописным окрестностям старинного селения (археологи находят здесь следы обитания человека многотысячной давности), после встреч, разговоров с народом (из семионовской среды вышло одиннадцать Героев Советского Союза, тут корни легендарного космонавта Геннадия Стрекалова), моторно-эмоциональный Теренин прямо-таки бурлил потоком искрометных мыслей, неожиданных и оригинальных, высекающих во мне, заскорузлом собеседнике, живой отклик. Потому все то, о чем мы с ним говорили, в результате чего и родилось это любопытное эссе, я считаю необходимым подписать и именем Александра Васильевича. – Г.П.
Давно соблазнял он меня поездкой в свое родовое гнездо, возрождаемое им из руин. (В двадцатых годах прошлого века, когда скончался дед Александра – Василий Митрофанович, матрос с легендарного крейсера «Варяг», семья Терениных оставила родное пепелище, перебралась в Белокаменную.) И я не устоял, не устоял, услышав из уст профессора сногсшибательный довод: «Молоком козьим со своей фермы угощу, да и вообще вся продукция там у меня своя». Сердце мое екнуло. Всплыло вдруг в памяти собственное послевоенное деревенское детство.