Очищение огнем

Марч Джессика

– Рождество, – кивнула Кей, – никаких сожалений.

ГЛАВА 17

Кей, в шелковом полосатом пляжном халатике, сидела на огромном камне – медные волосы развевались по ветру. Впереди волны Атлантического океана с шумом разбивались о побережье Северной Африки, позади, на холмах, виднелись дома Танжера на фоне зубчатых вершин гор Риф. Скоро Кей скинет халат и останется обнаженной перед фотографом и О. О., лично руководившим съемками.

– Не торопись, постарайся освоиться. У нас еще уйма времени, – посоветовал он. – Пока не подготовишься, не начнем.

Кей повернула лицо к солнцу и закрыла глаза – на какой-то момент

шорох прибоя напомнил ей о Гавайях. Но Танжер с его ослепительно-белыми домами, шумными рынками, заполненными верблюдами и осликами, минаретами, с которых на рассвете и закате неслись призывы муэдзинов к Аллаху, так не походил на дом ее детства. Город выглядел мирным и красивым, но опасность таилась в темных аллеях и закоулках.

Кей открыла глаза и увидела Берта Четуина, англичанина-фотографа, выполнявшего работу для О. О.

в Европе и в восточных странах. Тот передвигал огромные зеркальные отражатели, стараясь поймать как можно больше солнечного света. Берт, похожий на игрушечного медведя, с длинными, собранными на затылке в хвостик волосами, поймал ее взгляд и заговорщически подмигнул.

Сейчас или никогда. Кей гибким грациозным движением соскользнула с камня и прыгнула в воду, но, как бы далеко она ни пыталась зайти, глубина оставалась одинаковой – по щиколотку. Повернувшись спиной к Берту и О. О., Кей сняла халат, скомкала в ладонях.

– Ловите! – крикнула она и, резко развернувшись, запустила в воздух тряпичный мячик.

О. О. поймал его и одобрительно кивнул, не отрывая взгляда от ее обнаженного тела. Соски приподнялись и затвердели под прохладным морским ветерком. Кей чувствовала себя беззащитной, уязвимой и неожиданно спросила себя, почему решилась на это? Из-за вызова, брошенного Сильвией, или потому, что захотела испытать себя?

– Подойди поближе, детка, – велел Берт.

Кей пошла к берегу; Берт начал быстро щелкать камерой.

– Прелестно… восхитительно… превосходно… великолепно… волшебно…

Каждый раз, нажимая затвор, он сыпал комплименты, ни разу не повторяясь.

Девушка постепенно расслабилась, плескаясь в воде, играя с волнами, воображая себя русалкой, обретшей способность ходить. Берт снимал ролик за роликом, приплясывая от возбуждения, изгибаясь под самыми невероятными углами, пытаясь поймать девушку в кадр, какие бы причудливые позы она ни принимала.

Наконец Кей вообще забыла о камере и опустилась на колени, рассматривая выброшенную приливом розовую раковину, снова легла на кромку прибоя, позволяя воде лизать ноги, ляжки, заветное местечко между бедер. Потом выгнула спину, наслаждаясь приятным ощущением легкой щекотки, концы волос, чуть касаясь лопаток, гладили кожу. Вопли Берта: «Сенсационно…! Убийственно!» сливались с шумом прибоя.

Наконец Кей поднялась и побежала по берегу, ошеломленная великолепным чувством свободы, хотя Берт прыгал и скакал вокруг нее, щелкая затвором, и очень удивилась, когда перед ней вырос О. О. и преградил дорогу.

– Закончим, Кей, – объявил он, накидывая ей на плечи помятый шелковый халат. – У нас пленки больше, чем надо. Ты просто невероятна!

Кей, словно в тумане, но охваченная ощущением странного торжества, пошла по берегу к ступенькам, высеченным в скале и ведущим к летнему дому О. О. Он был построен таким образом, что казался почти продолжением поднимающейся из моря скалы. С фасада поднималась густая кипарисовая роща, скрывающая его от идущей вдоль берега дороги; традиционный мавританский стиль напоминал о дворце из арабских сказок. Но задняя сторона дома была целиком открыта солнцу, выходила на океан и представляла собой стеклянную стену, армированную стальной проволокой.

Кей и О. О. вошли

в дом и застали целый взвод слуг, хлопотливо вставлявших свечи в настенные канделябры, – электрическое освещение во время вечеринок в доме О. О. допускалось только в кухне и помещениях для слуг Ибрагим, мажордом, который командовал марокканским домом, поспешил к О. О. с каким-то вопросом, а Кей поднялась по винтовой лестнице в свою комнату, одну из двенадцати, выходивших в коридор с мраморными панелями. Кей предположила, что гости уже начали готовиться к рождественской вечеринке, до которой оставалось всего часа два. На праздник уже приехали Джил и несколько будущих «кошечек», одна из которых, Аманда, роскошная брюнетка, видимо, претендовала на роль очередной пассии О. О. Рядом с комнатой Кей поселилась французская кинозвезда, а спальня напротив была отведена звезде рока Тине Уорнер, прилетевшей из Лондона, Мик и Бьянка Джаггеры, снявшие на неделю соседнюю виллу, должны были прийти вечером, как и половина Голливуда, прибывшая сюда и поселившаяся в местной гостинице за счет О. О… Приглашены также были здешние эмигранты, магнаты и некоторые члены марокканской королевской семьи. Даже король Гасан мог прийти, хотя гостей предупредили, что он будет инкогнито и узнавать его не рекомендуется.

Войдя в спальню, Кей обнаружила на постели великолепный «кафтан» – нарядное марокканское платье из золотой парчи с множеством крохотных речных жемчужинок, нашитых на лиф. Рядом лежала деревянная шкатулка с крышкой на шарнирах. Приподняв ее, Кей увидела записку, написанную аккуратным до отвращения почерком О. О.:

«Это нужно завтра возвратить в королевский музей, но сегодня повеселись как следует».

Вынув листок бумаги, Кей увидела нечто, выглядевшее, как ожерелье из крохотных золотых колокольчиков. Когда девушка подняла украшение, звон оказался настолько мелодичным, что она засмеялась от удовольствия, ощутив себя героиней волшебной сказки в золотом платье и магических амулетах.

Только приняв ванну, одевшись и распустив по плечам сверкающие волосы, Кей поняла, что колокольчики были не ожерельем, а чем-то вроде венчика, обхватывающего лоб.

Кей встала перед зеркалом и, глядя на свое отражение, подумала, что теперь в самом деле похожа на марокканскую принцессу, одетую для какого-то древнего ритуала. К тому времени, как она, грациозно скользя, спустилась по лестнице, низкий салон переливался отблесками сотен свечей. Чувственная, жалобная мелодия разливалась в воздухе, – О. О. пригласил оркестр марокканских музыкантов. Одна из них, закутанная в шаль женщина, держала небольшой барабан, обтянутый кожей, и выбивала томительный, пульсирующий ритм. Женщина подняла голову. Кей, внимательно наблюдавшая за ней, заметила, что лицо ее было почти целиком покрыто татуировкой. Оглядывая комнату, Кей увидела Джил в черном бархатном платье с высоким воротом, зато, когда она повернулась, оказалось, что красивая прямая спина открыта до самого верхнего изгиба ягодиц. Эффект был ошеломляющим. Кей про себя поинтересовалась, уж не выбрал ли О. О. наряд и для Джил.

Рядом появился Берт, с двумя бокалами шампанского, и вручил один Кей.

– За лучшую модель, которая у меня была когда-либо, – объявил он так громко, что слышали все присутствующие.

– Съемки в самом деле прошли великолепно!

Услышав голос О. О., Кей повернулась. Он потрясающе выглядел в смокинге с бриллиантовыми запонками, в сорочке из кремового шелка.

– И прежде, чем прибудут остальные гости, – добавил он, – я хотел бы пожелать всем счастливого Рождества. Этот вечер предназначен для веселья, и я хотел бы, чтобы вы хорошенько повеселились. Мы это заслужили. Он слегка поклонился в сторону Кей.