Очищение огнем
Шрифт:
«Пост всегда заставляет с нетерпением ждать пиршества и лучше усиливает вкус блюд», – заключал он очередной трактат.
Новость о том, что самый известный в Америке торговец сексом лишает себя радости жизни, вызвал нескончаемые пересуды как сотрудников журнала, так и любопытных репортеров. До сих пор все знавшие О. О. считали его гением, имеющим право на любые причуды, теперь же носились с предположением, что Олмстед не просто эксцентричный отшельник – чудачества переросли в маниакальное стремление к затворничеству.
Однако при встречах с Кей казалось, что О. О. совсем не изменился, кроме того, разве, что снял цепочку с золотым свистком. Кей продолжала еженедельно докладывать ему о своих делах на работе. С того момента, как он нашел ее в старом городе, между ними возникла
Сегодня, когда пришла Кей, он не сидел, как обычно в постели в традиционной пижаме, а встретил ее у двери. На нем были темные слаксы и шелковая бордовая сорочка с аскотским галстуком. [29]
29
Галстук с широким, как у шарфа, концами.
– Почему такие перемены? – удивилась она.
– Должно быть, для того, чтобы отпраздновать твое появление в новом виде, – объяснил Орин и нажал кнопку на консоли в изголовье кровати. Светящиеся панели на стенах ожили и засверкали, и на всех была она в разных позах, обнаженная, как Ева, резвящаяся на снежно-белом песке пляжа, лежащая на кромке прибоя, позволяя волнам ласкать нежную плоть. Медовые тона кожи прекрасно гармонировали с длинным пустынным пляжем, выбеленным солнцем, скалой, глубокой лазурной синевой неба и бирюзовой водой.
Все это время она ни разу не попросила разрешения увидеть снимки – боялась, что придется пожалеть о поспешно принятом решении. Но теперь она смотрела на свои изображения, словно на фото совсем чужого человека. Стыдиться нечего – перед ней было истинное празднество природы, вечное и примитивное, и она была такой же ее частью, как море, солнце и песок.
– Великолепно, правда? – спросил О. О. и, подойдя к девушке, положил ей на плечо руку; пальцы чуть сжали загорелую кожу, скользнули вниз, миновали коротенький рукав свободной футболки, в которую Кей переоделась после работы, слегка погладили обнаженную руку. Трудно было ошибиться в значении этой ласки. Кей вопросительно взглянула на него.
– Я думала, ты никого не хочешь.
– Я хотел тебя с того момента, как увидел, – тихо ответил он. – Но тогда никто из нас не был готов, правда?
Неужели он «постился» лишь из-за нее?
– Зато готов теперь, – прошептал он еле слышно. – А ты?
Глядя в глаза Орина, Кей дала молчаливый ответ, и в следующее мгновение его губы нежно прикоснулись к ее рту. Все сомнения и страхи, так долго державшие в неволе ее желание, унесло потоком страсти, вызванной к жизни поцелуем. Губы приоткрылись навстречу его ласками, языки встретились, и Кей откинула голову, охнув, когда его руки впились в ее поясницу, стискивая ее все сильнее. Когда их губы снова встретились, где-то в глубине начала подниматься неведомая томительная боль. Порывисто отодвинув Орина, Кей расстегнула его сорочку, и так, раздевая друг друга, они добрались до постели, где Орин, вновь став господином и повелителем, отстранил ее руки и снял последнюю одежду, покрывая теплыми поцелуями каждое местечко обнажающейся кожи; и когда Кей наконец осталась обнаженной, все тело горело и пощипывало, словно от мелких бесчисленных уколов. Потом он оказался рядом, тоже обнаженный. Они слились в объятиях, перекатываясь по огромной постели, хаотическим клубком рук и ног, не в силах прервать поцелуя. Он поднял голову и, удерживая руки Кей, принялся исследовать ртом ее тело – шею, плечи, груди, прикоснулся губами к затвердевшим соскам, обвел их языком еще и еще раз, посылая короткие молнии наслаждения, проникающие до глубины души, в ту сердцевину, что до сих пор оставалось нетронутой. Когда его пальцы, слегка поддразнивая, задели золотистый треугольник волос, Кей моляще изогнулась, готовая принять его, завладеть, поглотить… но Орин осторожно погладил ее, успокаивая.
– Подожди, – прошептал он, проложив дорожку из поцелуев сверху вниз, и Кей почувствовала теплые губы на ляжках. Он начал ласкать языком крошечную чувствительную пуговку плоти, все продолжая и продолжая, пока ощущение непередаваемо-острого наслаждения, накатываясь
– Пожалуйста… сейчас…
И неожиданно Орин оказался тут, над ней, и не успела Кей поднять и раздвинуть ноги, как он уже скользнул в нее. Кей изо всех сил обняла его и, пока Олмстед толчком входил в нее все глубже, почувствовала ножевой удар боли, резанувшей и исчезнувшей так быстро, что Кей почти не смогла отличить ее от экстаза. Утонченно острые спазмы становились сильнее, сильнее, сильнее, так что Кей почти испугалась. Испугалась того, что огненно-багровая пылающая лава, кипевшая в ней, вырвется на волю и уничтожит все вокруг. Кей чувствовала, что дрожит на краю обрыва, словно что-то внутри открылось и разверзлась пропасть, и внезапный ураган ощущений подхватил ее, понес неизвестно куда и улегся медленно-медленно, осторожно вернув ее на землю. Кей поняла, что боялась зря. Крик счастья и благодарности сорвался с губ, благодарности за освобождение, подаренное Орином.
– Я рад, что был первым, – сказал он наконец. – Я обожаю тебя, Кей.
Девушка чуть отодвинулась, чтобы взглянуть ему в лицо. Что-то в его словах, в тоне вызвало смутное чувство неудовлетворенности. Имеет ли обожание что-то общее с любовью? Кей не была в этом уверена. Но какое это имеет значение? Любит ли она Орина или просто поняла, что никто, кроме него, не может ввести ее в мир тех чувств, которые ей так страстно хотелось обнаружить.
Кей оставалась с ним эту ночь, следующий день и следующую ночь. Если его пост длился несколько месяцев, то ее – продолжался годы, и она так изголодалась, не могла насытиться. О. О. оказался щедрым и терпеливым любовником, обладавшим изумительной чувствительностью к ее постоянно меняющимся настроениям и потребностям. Скоро ей страстно захотелось доказать собственное самопожертвование, и она отдавалась Орину самозабвенно, выполняя любое его желание. Они не покидали постели, и даже еду им приносили в спальню. Кей начала понимать ни с чем не сравнимое очарование, колдовство пребывания в этом замкнутом мире без окон, где все заботы и дела остались далеко, стертые отсутствием границ между ночью и днем. Когда исчезло время, стало легче сбрасывать оковы так называемой пристойности. Здесь они были так же свободны и примитивно-дики, как звери в пещере, у которых нет других забот, кроме как спать и удовлетворять голод и желание.
Проснувшись на второе утро, Кей застала О. О. в пижаме, с разбросанными по постели материалами очередного выпуска «Томкэт». Ей тоже пора возвращаться на работу.
Они вместе встали под душ и еще раз занялись любовью под струями горячий воды.
– С этого момента, – велел Орин, целуя ее на прощанье, – ты будешь жить со мной. Я прикажу перенести сюда твои вещи.
Кей и в голову не пришло отказаться. Она хотела его близко, рядом, в себе каждое мгновение, каждую секунду, каждый миг.
И, шагая по коридорам «Элли», возвращаясь к себе, чтобы переодеться и ехать в офис, Кей сознавала направленные на нее взгляды и слышала шепоток за спиной. Да, конечно, они, должно быть, все знают. Проведя с О. О. почти двое суток, она официально взяла на себя роль «киски». Кей мало беспокоило, что теперь ее считают собственностью О. О. Но почему-то она не могла не испытывать гордости. Разве не все они желали его? И только ради нее Орин решил отказаться от затянувшегося воздержания.
Когда Кей приехала в офис, секретарь вручила ей стопку записок, накопившихся за время ее отсутствия.
– И Джил хочет вас видеть, просила зайти, как только появитесь.
Джил в традиционном, не подверженном капризам моды костюме от Шанель и свернутыми узлом волосами ухитрялась выглядеть одновременно суровой и женственной.
– Садись, Кей, – сказала она с явной холодностью и подошла к столу. Поскольку сегодня у Кей не было запланировано выступлений, она была одета в простое платье с отрезной юбкой. Элегантность Джил напомнила Кей о том времени, когда она была всего-навсего простым стажером. Однако она не чувствовала себя запуганной резкостью Джил – два последних дня сильно укрепили в девушке уверенность в собственных силах.