Очищение смертью
Шрифт:
Когда она оделась, Рорк подошел к автоповару. Галахад поднялся на ноги в неугасающей надежде угоститься чем-нибудь вкусненьким. Ева надела и застегнула кобуру и с подозрением взглянула на тарелки, которые Рорк принес к столу.
– Блинчики?
– Я хочу позавтракать со своей женой, а блинчики – ее слабость. – Рорк поставил тарелки и погрозил пальцем коту, который уже напружинился перед прыжком. Галахад снова растянулся, презрительно фыркнул и отвернул голову.
– По-моему, он только что тебя проклял, –
– Может быть. Но моих блинчиков он не получит.
Чтобы сэкономить время, Ева назначила встречу Пибоди прямо в молодежном центре. При пятиэтажном бетонном здании имелось огороженное и заасфальтированное игровое поле, причем в дальнем его конце была оборудована баскетбольная площадка с центральной линией. И на этой площадке кучка юнцов перебрасывалась мячом с поминутным нарушением правил под мусорный рок и мусорный разговор.
Пока Ева пересекала асфальтовое поле, несколько пар глаз следили за ней. Она прочла в них опаску пополам с вызовом. «Типичная реакция на копа», – подумала она.
Ева выбрала самого высокого из всей компании тощего тринадцатилетнего мальчишку смешанных кровей в мешковатом черном тренировочном костюме, древних кроссовках и красной вязаной шапочке.
– Школьные каникулы?
Он поймал мяч, сделал дриблинг на месте.
– Еще двадцать минут до звонка. А чего? Ты ловишь прогульщиков?
– А что, похоже, что я ловлю прогульщиков?
– Нет. – Он повернулся, провел довольно приличный бросок через голову, но в корзину не попал: мяч «поцеловал» ободок. – Но, похоже, кого-то ловишь. Очень плохих парней.
Остальные встретили это высказанное нараспев мнение громким одобрительным гоготом.
– Что ж, угадал. Ты знал отца Флореса?
– Все знают отца Мигеля. Он клевый. Был.
– Это он научил тебя делать бросок через голову?
– Показал пару-тройку ходов. Я ему тоже показал пару-тройку. Ну и чего?
– Имя есть? – спросила Ева.
– Имя у всех есть.
Он повернулся к ней спиной, дал сигнал, чтобы ему перепасовали мяч. Ева повернулась волчком и мяч перехватила. Ударила его о землю пару раз на пробу, снова повернулась волчком. Ее бросок через голову уложил мяч точно в корзину.
У мальчишки брови поползли на лоб и скрылись под низко надвинутой вязаной шапочкой. Он взглянул на нее с восхищением.
– Киз.
– Ладно, Киз, у кого-нибудь был зуб на Флореса?
Киз пожал плечами.
– Наверное, раз он мертв.
– Вот это ты верно подметил. Знаешь, у кого был на него зуб?
Кто-то из ребят передал Кизу мяч. Он прошелся несколько шагов в дриблинге и заработал три очка, положив мяч в корзину. Потом он поманил согнутым пальцем и, когда ему снова бросили мяч, передал его Еве.
– Ты так умеешь?
Почему бы и нет? Ева измерила взглядом расстояние, сделала бросок. Получилось.
– Знаешь ходы, Гроза Плохих Парней?
– У тебя есть ответ на мой вопрос, – холодно улыбнулась Ева.
– Отца Мигеля все любили. Говорю же, он был клевый. Не душил проповедью, сечешь? Знал, как мир устроен.
– Ну и как мир устроен?
Киз снова взял мяч, стильно крутанул его на пальце.
– Куча дерьма.
– Да, куча дерьма, – согласилась Ева. – С кем он тусовался?
– Так ты ходы-то знаешь? – повторил Киз и внезапно перебросил ей мяч.
– Знаю целую кучу, но только не в этих ботинках. В этих ботинках я ловлю плохих парней. Убийц. – Ева бросила мяч ему обратно. – Так с кем он тусовался?
– Да с другими священниками, наверное. С нами тут, с Марком и Магдой. – Он кивнул в сторону здания. – Они тут всем заправляют. С парнями постарше. Они сюда приходят – будто тоже кидать мячи умеют.
– Он с кем-нибудь ссорился недавно?
– Не знаю. Не видел. Мне пора. Не могу опоздать к звонку.
– Ладно, – кивнула Ева.
Опять Киз перебросил ей мяч.
– Надыбай себе шузы, Гроза Плохих Парней, покидаемся.
– Ладно, я об этом подумаю.
Когда Ева взяла мяч под мышку, Пибоди покачала головой.
– Я и не знала, что ты умеешь так здорово класть мячи в корзину и все такое.
– У меня много скрытых талантов. Пошли, отыщем Марка и Магду.
Тут пахло, как в школе, как в любом месте, где дети регулярно собираются в больших количествах. Пахло молодым потом, сладостями и еще чем-то, для чего у нее не было названия. Она называла это «детством». Смутный лесной запах, всегда вселявший в нее легкую оторопь.
Сюда приносили и приводили множество младенцев и едва научившихся ходить детишек мужчины и женщины, выглядевшие измученными, затравленными и несчастными. Детей они сдавали с облегчением. Стандартно бежевые стены были увешаны рисунками, демонстрирующими разные степени мастерства, а также листовками и постерами. Все в целом напоминало некий безумный коллаж. Посреди этой пестроты хорошенькая блондиночка стояла за стойкой администратора, приветствуя и детей, и их родителей, или кем там им приходились приводившие и приносившие их взрослые.
Визг, вопли, плач, писклявые голоса пронизывали воздух, подобно лазерным лучам.
У блондинки были глубокие карие глаза, кипящее вокруг нее безумие она встречала веселой и вроде бы искренней улыбкой. Карие глаза смотрели безмятежно, голос звучал бодро и жизнерадостно. Может, она на препаратах? Когда речь заходила о детях, Ева ничего не могла исключить.
С одними блондинка говорила по-испански, с другими – по-английски. В конце концов она с той же дружелюбной улыбкой повернулась к Еве и Пибоди.