Очищение тьмой (сборник)
Шрифт:
Пронырнув узкий «собачий» переулок, где шествовали в сторону парка хозяева со своими питомцами, Углов юркнул в скрытый от неосведомленного глаза пролом в бетонной стене и исчез.
* * *
Бывшая генеральская вилла уютно тонула в зелени раскинувшегося едва ли не на гектар ухоженного сада. Строено было с размахом, дармовыми стройбатовскими руками, быстро и добротно. Стройматериалы обошлись еще дешевле, чем солдатский труд. Молодняк в защитных гимнастерках хоть и «топтал» казенный харч, но генеральша нет-нет, да и расщедривалась
– Так кто же из нас вреднее: я, который накапливает деньги и в конечном итоге их приумножает, но при этом ходит под тюрьмой, или эти воры в погонах, рискующие в худшем случае выговором по службе? – седой, подтянутый, похожий на американского профессора нынешний хозяин импозантной дачи говорил без малейшей тени превосходства.
Здесь никого не унижали пренебрежением. В острых ситуациях пуля считалась более приемлемым средством улаживания конфликта. Отвлекшись от надоевших текущих дел, хозяин дачи на минуту погрузился в воспоминания.
– Да, детство – славная пора. Давненько заложили мы фундамент жизни в Баланцево. Ну, Георгий – парень молодой, здесь без году неделю, а вот мы с тобой, дорогой… Здесь ведь не стоит тебя гражданином начальником называть? Тут мы все товарищи, одно дело у нас. Это ты у себя в райотделе начальник, все Баланцево на поводке держишь…
– Да и ты, извини меня, не бедствуешь. Не только статус повыше моего на голову – как-никак председатель районного товарищества кооперативов – а уж по деньгам…
– Зачем чужое считать? Ведь я и на общак даю, да и мало ли куда еще, – добродушно подытожил благообразный Павел Петрович. – Да и крутиться приходится как проклятому: не то что какому-нибудь твоему участковому. Тому просто: закрыл глаза – получи. А ты ведь не какой-нибудь – ты у нас большой участковый. Шучу, не обижайся.
– А мне, Павел Петрович, обижаться не на что. Одно дело, как ты говоришь, делаем. И неплохо делаем, есть молодым чему поучиться. Так, что ли, Георгий?
Крепкий, словно отлитый из светлой бронзы – «кавказской национальности», выражаясь языком протокола, Георгий сверкнул открытой златозубой улыбкой, в которой не было никакого подобострастия.
– Как могу подумать плохое об учителях, старших братьях? Меня Павел Петрович в люди вывел, кусок хлеба дал. Так вот, хлебом клянусь… – замолчал, увидев выжидательный взгляд милицейского начальника. – Разве не понимаем, без вас нам никак нельзя. Как не уважать такого человека? На добро мы всегда с добром.
Однако в его голосе скользнула и некая предупреждающая нотка. Может, и помимо воли, но не настолько незаметно, чтобы чуткое профессиональное ухо ее не различило. Ссориться, однако, никому не хотелось. И в первую очередь – Павлу Петровичу, человеку почти всесильному, но от того меньше всего склонному к конфликтам, тем более по пустякам.
– Верно Георгий подметил. Без тебя, дорогой, мы не только без рук – без глаз и ушей. Ты у нас голова, наше ЦРУ. Непросто мы сошлись, да, видно, накрепко. Вместе жить, вместе и, не приведи Господь, погибать. Ну да авось вывезет. Так что там, говоришь, с Углом?
Георгий усмехнулся, услышав кличку, от которой ее обладатель взвился бы до небес, мог бы и надерзить, не посчитавшись с авторитетом. Подал голос:
– Да, Павел Петрович, может, и ошиблись мы, когда его в дело брали. Свел он нас с другом – спасибо, но теперь не нужен уже, лишний он здесь. Да и знает много, отпускать
– Ну, показаний лишних он не дал, в «источники» не просился, – проговорили «глаза и уши» успокоительно.
Георгий только скрипнул зубами, нервно поглаживая, разминая сухими пальцами длинную папиросу. Павел Петрович соблаговолил пояснить то, что для своих в разъяснении не нуждалось.
– Еще бы ему ссучиться! Лучше самому в яму зарыться! Понимает, что не впотьмах живем, есть кому помочь.
– Ну, меня он знает, тут деваться некуда. И не очень мне это все нравится. Может и позавидовать, что вы… то есть мы – высоко залетели.
– Пусть соображает, что не сержантами работаем. Вернее, и с сержантами тоже, – поправился Павел Петрович. – Неплохой диапазон: от сержантов милиции до ЦК родной партии, – заметив, что милицейский друг как бы с легким недоверием поднял густые брови, добавил: – Да чего теперь скрывать! Водились и в ЦК друзья, кровью с нами повязанные. Скажу, что были такие и в Политбюро – так вы не поверите.
– Кому же и верить тогда, Павел Петрович? У крутых людей и связи крутые, и слово с делом не расходится. – Георгий не льстил, говорил с жаром, убежденно. – Не то что у этих, мастеров языком чесать да бабки брать и от наших, и от ваших. Уж наверное, писатели и актеры, которые здесь бывают, люди сортом повыше, чем все эти звонари, а какое уважение выказывают!
– К нам, сынок. К нам ко всем! – Павел Петрович выложил на стол не по-стариковски увесистый кулак, опушенный седой шерстью. – Тем мы и крепки, что держимся вместе. Все равны – и вместе. И пусть друзья у нас такие разные. Я с детства люблю разных людей. И всех стараюсь понять. Врагом можно сделать кого угодно. Но ведь и другом тоже! Есть, конечно, кое-какие люди, которых не хотел бы я иметь под боком. Ну, разве что в качестве тряпки для вытирания ног. Да я их, впрочем, и за людей-то… Был, помню, у нас в школе один хлопчик. Холеный мальчонка! Некий Владлен, отпрыск инструктора райкома. Он и одежкой выделялся среди наших, и повадками. Парикмахерский красавчик, умненький, учителя на него молятся, в комсомоле первый. Апельсины трескал, когда пацаны их и в глаза не видели. Клал на колено и отправлял в рот дольку за долькой. А кто гнулся перед ним – получал полторы дольки. Ты представляешь – не одну, не две, а именно полторы. Оставшиеся полдольки бросал на землю и затаптывал – «чтобы не было диатеза». Ну, я его маленько и потоптал… За него и первый срок схлопотал. Дошел в лагерь бакланом, ничего – не умер. Пустые байки, что только-де по воровской статье человеком становятся. Нет, человеком надо быть с самого начала. Конечно, побакланить и за решеткой пришлось – намахался колотухами, нагнуть себя никому не давал. Тут только дай себе на шею сесть – до задницы быстро доберутся. Хе-хе-хе, – рассыпался стариковским смешком Павел Петрович. – Так и пошел – спуску никому не давал, но и старшим почтение оказывал. А вот Углов, видно, об этом призабыл, – голос его зазвучал металлом. – Пропал товар – дай знать тем, кто сверху, разберемся, что делать.
– С кем? С Угловым или товаром?
– Подумать надо, товарищ начальник. А то и у вас совета спросить – тут решать сообща надо. Дело-то всех касается. Так касается, прямо до крови. А мы не милиция, на кровь попусту не тащимся. Ладно-ладно, о присутствующих не говорю. Ты ведь уже не мент, ты наш. Значит, считаешь придется органам заняться историей с машиной?
– Да, теперь не замять. Шутка ли – такая прорва наркотика!
– Нет, я первую машину имею в виду. Это хоть улеглось? С мальчишкой этим? – Павел Петрович озорно подмигнул, но лицо его оставалось сумрачным…