Очищение
Шрифт:
Я приоткрыл дверь и увидел десяток человек с фонарями. Лысая голова Красса блестела в их свете, как полная луна. Я открыл дверь пошире. Красс с неудовольствием посмотрел на беснующегося пса и проскользнул мимо него в дом. В руках у него был потертый кожаный футляр для документов. Вслед за ним вошла его всегдашняя тень, бывший его претор, Квинт Арий, и два молодых патриция, друзья Красса, которые только что получили свои места в Сенате, — Клавдий Марцелл и Сципион Назика. Эти имена фигурировали в самом последнем списке сторонников Катилины. Остальные тоже попытались войти, но я велел им ждать снаружи;
— В чем дело, Красс? — спросил Цицерон, когда его старый оппонент вошел в атриум. — Для визита гостей уже поздно, для деловой встречи — слишком рано.
— Добрый вечер, консул, — холодно кивнул Красс. — И тебе тоже добрый вечер, — обратился он к Теренции. — Прошу простить за беспокойство. Не хочу, чтобы ты прерывала из-за нас свой сон. — Он повернулся к ней спиной и обратился к Цицерону: — Мы можем где-нибудь поговорить наедине?
— Боюсь, что мои друзья будут нервничать, если я их оставлю.
— Ты что, боишься, что мы наемные убийцы?
— Нет, но ты водишь дружбу с ними.
— Уже нет, — улыбнулся Красс и похлопал по футляру с документами. — Именно поэтому мы к тебе и пришли.
Цицерон колебался.
— Хорошо, поговорим наедине. — Теренция стала протестовать. — Не волнуйся понапрасну, дорогая. Мои телохранители будут стоять за дверью, а сильные руки Тирона будут мне хорошей защитой. (Это была шутка.)
Он приказал, чтобы в кабинет принесли дополнительные стулья, и шестеро из нас с трудом втиснулись в эту небольшую комнату. Я видел, что Цицерон нервничает. В Крассе было что-то, что всегда заставляло хозяина нервничать в его присутствии. Однако держался он достаточно вежливо. Цицерон спросил, не хотят ли его посетители чего-нибудь выпить, но они отказались.
— Очень хорошо, — сказал консул. — Чем трезвее, тем лучше. Ну, так я тебя слушаю.
— В Этрурии неспокойно, — начал Красс.
— Я читаю отчеты. Но ты сам видел, что, когда я хотел это обсудить, Сенат не обратил на меня внимания.
— Ну что же, им придется проснуться, и побыстрее.
— Странно, что ты говоришь подобные вещи!
— Это потому, что мне стали известны некоторые факты. Расскажи ему, Арий.
— Так вот, — начал Арий с бегающими глазами, умный человек и неплохой солдат. Он был низкорожденным и на все сто процентов креатурой Красса. Над ним часто смеялись за его спиной из-за глупой манеры добавлять к некоторым из гласных букву «г» при разговоре. Может быть, он считал, что в этом случае звучит как образованный человек. — До вчерашнего дня я был в Гэтрурии. По всему району бродят вооруженные банды. Как я понял, гони планируют напасть на Рим.
— А как ты об этом узнал?
— С некоторыми из их командиров я раньше служил. Гони попытались завербовать меня. Я сказал, что подумаю — просто для того, чтобы собрать побольше сведений, как ты догадываешься.
— И сколько же там бойцов?
— Тысяч пять-десять.
— Так много?
— Ну, если не прямо сейчас, то скоро будет.
— Они вооружены?
— Некоторые, но не все. Хотя у них есть план.
— И что это за план?
— Застать врасплох гарнизон в Палестрине, захватить город, гукрепить гего и гиспользовать в качестве своей госновной базы.
— Палестрина
— О, боги! — произнес Цицерон, оглядывая их. — Как вы хорошо информированы.
— Консул, у нас с тобой были разногласия, — холодно сказал Красс. — Но я добропорядочный гражданин и останусь таковым до конца. Я не хочу гражданской войны. Именно поэтому мы здесь. — Он достал пачку писем из своего футляра. — Все эти письма были доставлены ко мне домой сегодня вечером. Одно из них было адресовано мне, два других — моим друзьям Марцеллу и молодому Сципиону, которые как раз у меня обедали. Остальные письма адресованы другим членам Сената. Как видишь, печати на них не нарушены. Вот они. Я хочу, чтобы между нами не было секретов. Прочитай мое письмо.
Цицерон подозрительно посмотрел на него, быстро пробежал письмо и передал его мне. Оно было очень коротким: «Время разговоров закончилось. Наступило время действий. Планы Катилины готовы. Он предупреждает тебя, что в Риме прольются реки крови. Тайно уезжай из города… Когда можно будет вернуться, с тобой свяжутся». Письмо было анонимным, а почерк — очень аккуратным, но безликим; такое письмо мог написать и ребенок.
— Теперь ты понимаешь, почему я решил сразу же прийти к тебе? — спросил Красс. — Я всегда поддерживал Катилину. Но в этом мы участвовать не хотим.
Цицерон обхватил подбородок рукой и некоторое время молчал, глядя то на Марцелла, то на Сципиона.
— Ну а ваши письма? Они такого же содержания? — Оба молодых сенатора кивнули. — И тоже не подписаны? — Еще кивок. — И вы не представляете, кто мог их послать? — Они покачали головами. Для двух высокомерных римских сенаторов эти двое были покорны, как овечки.
— Имя автора остается загадкой, — объяснил Красс. — Мой привратник принес письма как раз в тот момент, когда мы закончили обед. Он не видел, кто их доставил. Письма просто лежали на пороге. А курьер сбежал. Естественно, что Марцелл и Сципион прочитали свои письма одновременно со мной.
— Естественно. А могу я посмотреть на другие письма?
Красс стал по одному передавать Цицерону запечатанные конверты. Консул внимательно прочитывал каждый адрес и показывал его мне. Я запомнил имена Клавдия, Эмилия, Валерия и других, включая Гибриду. Всего восемь или девять человек, и все патриции.
— Странные заговорщики, которые обращаются к человеку, который утверждает, что не имеет к ним никакого отношения, и пытаются использовать его в качестве своего посыльного.
— Не могу сказать, что у меня есть этому объяснение.
— А может быть, это мистификация?
— Возможно. Однако когда вспоминаешь о том, что происходит в Этрурии и насколько Манлий близок к Катилине… Нет, консул, я думаю, что к этому надо отнестись со всей серьезностью. Боюсь, что Катилина все-таки представляет угрозу для Республики.
— Он представляет угрозу для всех нас.
— Если я могу чем-то помочь, только скажи, что я должен сделать.
— Ну, для начала отдай мне все эти письма.
Красс переглянулся со своими компаньонами, а потом засунул все письма в футляр и передал его Цицерону.