Очищение
Шрифт:
— С Центральной Россией? — уточнил профессор. — Я уже говорил.
— Уточните, пожалуйста, — настаивал Романов. Ему почти болезненно хотелось точных слов и ясных определений. Они успокаивали, создавали ощущение твердой реальности, пусть и новой, изменившейся, но твердой. Иначе начинало казаться, что тонешь то ли в болоте, то ли в зыбучем песке…
— Хорошо… Не исключено, что она просто-напросто уничтожена. Мы не можем определить, сколько там взорвалось боеголовок, но, я думаю, несколько сотен точно. Если же нет… то мне страшно даже представить себе, во что ее остатки превратятся в ближайшее время, учитывая почти полный развал сельского хозяйства и скученность людей в мегаполисах и вообще больших городах. Какое-то время это будет очень, очень жуткое место… Впрочем, какие-то прогнозы я делать не буду. Повторяю, точно ничего сказать нельзя.
— Так. А как долго продлится эта… зимняя ночь?
— Очень большой
— Назовите крайние даты, — резко, хотя и негромко, потребовал Романов.
— Нижний предел — порядка пяти лет. Верхний — порядка пятнадцати… — Лютовой помолчал, разглядывая что-то на ковре, и добавил тихо: — Я должен предупредить… если это затянется более чем на десять лет… это будет конец. — Он поднял голову, сверкнув серебром волос. — Всеобщий конец. Уцелеют единицы в сверхдолговременных бункерах. Да и то… Но более — никто. Через какое-то время умрут и они, потому что Земля будет стерилизована. Возможно, какая-то жизнь сохранится в океанах, но — не более того.
— Вадим Олегович, конец наступит тогда, когда мы опустим руки.
Романова сам вздрогнул от этих своих слов. Он произнес их совершенно спокойно и абсолютно уверенно. Лютовой подошел к столу, снова сел в кресло. Бросил — как учитель хорошему ученику:
— Я не ошибся в вас. Располагайте мною и моими… знакомыми. Мне на самом деле осталось немного, но кое-что я сделать успею.
— Если я предложу вам пост… советника по общим вопросам, — Романов говорил серьезно, — вы не откажетесь?
— Затем я и пришел к вам утром, — профессор кивнул. — Придется начинать все сначала. Этого темпа работы я не выдержу, скажу честно и сразу. Может быть, не выдержите и вы тоже… Но я помогу, чем смогу. Слово.
— Значит, у нас есть около года практически полного спокойствия, затем — еще с полгода спокойствия относительного… — Романов наконец поднялся с дивана, прошелся по кабинету, встал у карты города и окрестностей, которую тоже разместили здесь сегодня днем. Включил и выключил подсветку. — Затем — период, в который даже просто выход из жилищ будет затруднен. Рассчитываем его по максимуму — два года. Я правильно понял?
— Вы совершенно точно уловили мою мысль, — кивнул Лютовой.
— Топливо. Жилища. Еда… — медленно произнес офицер. — В первую очередь. И все с порядковым запасом, потому что мы не можем отказать тем, кто будет искать у нас спасения…
— Очень ценным было бы для нас занятие Всемирного семенохранилища, — сказал профессор. — Но я понимаю, что это, конечно, фантастика… [6]
— Я даже не знаю, где такое расположено, — буркнул Романов и неожиданно признался: — У меня весь день в голове кавардак. Я что-то все время делал, а сейчас понимаю, что не решил за день ни одной на самом деле важной проблемы…
6
В первый же год Безвременья отряд русских добровольцев совершил рейд на Шпицберген. Там еще до войны под эгидой ООН было построено подземное Всемирное семенохранилище на случай всемирной катастрофы. Персонал семенохранилища большей частью присоединился к русскому отряду, и они совместно обеспечивали сохранность фондов, одновременно самоотверженно проводя научную работу. И фонды, и результаты работы в 10-м году Безвременья были переданы Большому Кругу РА в Великий Новгород, а оттуда безвозмездно распространялись по всем коммунам, согласным с политикой РА и «Фирда».
— Вы сегодня отдохнете, — сказал Лютовой. — А я старик, мне не хочется спать. Я вообще очень мало сплю. Очень мало… Да и нельзя сказать, что я так уж устал. Я набросаю к полудню список — список того, что нужно сделать как можно быстрее просто для выживания. Например — гидропонные плантации. Это то, на что стоит обратить самое пристальное внимание. Пока еще не поздно. И еще: надо отселять город. В глубь континента. На сопки.
— Зачем?! — изумился Романов, но тут же осекся. Подумал и спросил прямо, озвучив свою догадку: — Значит… все-таки боитесь цунами?
— Мне очень не хочется в это верить, — признался Лютовой. — Но расчеты убедительны. Я вас познакомлю с коллективом, который работал здесь… Люди молодые и верные науке.
— Тоже ваши протеже? — уже в шутку спросил Романов.
Лютовой покачал головой:
— Нет. Тут начнут работать иные критерии отбора…
— За список я буду очень благодарен. — Романов присел на угол стола. — Но есть и внешняя опасность. Я думаю, китайцы появятся в самое ближайшее время. Пока их задерживает происходящее на Амуре, но это когда-то кончится, и они скорей всего пойдут сюда. Причем, — Романов усмехнулся, — небольшими группами по два-три миллиона человек. Если
— Оставьте эти мысли. — Голос профессора по-прежнему был спокойным, но жестким. — Вы думаете о Китае как военный. Рассматриваете Китай как потенциального военного врага. А он не враг. Он — общество-муравейник. Если планета достанется ему — он высосет ее, как высосал территорию самого Китая. Я там был. Я знаю. Но тут, думаю, я ничего не смогу вам посоветовать. Я как раз — не военный. Возможно, вы все-таки найдете какой-то способ разрешить эту проблему… Я сейчас пойду… но сначала скажу еще кое-что. Простите, но это не может терпеть до завтра. Это о задачах… о целях… — Лютовой заговорил неожиданно горячо и быстро: — Вы должны спасти как можно больше гражданских. Особенно как можно больше детей. Но в этом спасении вы обязаны избегнуть двух ловушек. Первая — вы поймете «спасение гражданских» так, как вас учили. То есть разместить их где-то, кормить, предотвращать эпидемии, удерживать от уголовщины и охранять. Путь очень простой, потому что привычный для вас. Так вы получите стадо. Причем бесящееся от осознания своей несвободы, с определенного жиру и от безделья. Это стадо будет вас ненавидеть, а любые ростки светлого и делового в своей среде затопчет с невиданным остервенением. Дальше. Вам станут предлагать пойти иным путем. Некоторые ваши же собственные соратники. Конечно же, ради блага народа. Предложат обратиться к «историческому опыту», который-де оправдывал себя и лучше всего отвечает менталитету русского народа. — В голосе профессора послышалась брезгливая насмешка. — Проще говоря, вам предложат превратиться в бар, а основную массу спасенных сделать своими крепостными. Нет, конечно-конечно, вы будете добрыми барами. Заботливыми отцами своим «душам». Вот только это ничего не изменит, кроме того, что ваше стадо будет покорным и бессмысленным. Ищите иной способ. Стройте общество-круг вместо общества-пирамиды. Я помогу вам, я клянусь снова, что помогу, чем только буду в силах… Всегда помните приоритеты: защита от банд и внешнего врага, причем защита всенародная, в которой вы — только руководители. «Избавляя мирное население от страданий, связанных с войной», по такому сценарию, вы создадите общность трусов, которые привыкнут на вас надеяться во всем, что касается порядка. Дальше. Образование и воспитание. Настоящее образование и воспитание, всестороннее, основанное на внушении жестких норм поведения и ясных чистых ценностей, на суровой дисциплине, приоритете общего над частным, на широком охвате всего спектра знаний, на умении думать и принимать мгновенные решения. Образование и воспитание, которое — в первое время, во всяком случае, — придется вбивать в людей силой. Скота, труса, жадюгу, подонка, лгуна, развратника, ленивца — выколачивать. А это — вбивать. Я помогу вам, — Лютовой повторял это, как заклинание, снова и снова. — Мне немного осталось, но я буду помогать, пока дышу. И умру с верой, что мы — люди, русские — использовали последний свой шанс не впустую…
Романов молчал не меньше минуты. Молчал и поднявшийся, но не спешащий уйти профессор. Наконец офицер тихо спросил:
— Но тогда… что вы оставляете нам? Тем, кто все это организует? Лидерам? Тем, кого я начну отбирать уже завтра? Веками… тысячами лет люди влезали наверх ради каких-то благ. Проявляли отвагу, ум, решительность, самые разные таланты… блага ожидаемые не всегда были материальными… но каждого вело стремление именно к этому. А вы предлагаете нам только…
— Труд и муки, — Лютовой был серьезен. Очень серьезен. Почти величественен в этой серьезности. Очень стар. И совсем не дряхл. — Привилегию всегда бежать, идти, ползти впереди остальных, не только опережая их, но и постоянно подтягивая их следом. Лидерство без наслаждения властью. Награду думать обо всех и служить во всем примером. Это великая честь. И вам нужны рядом и во главе именно те, кто согласится на это. Кто поймет истинность, единственную истинность такого пути. И сможет научить этому идущих следом. Только они.
— Единственная истина… — Романов задумался. — Сколько раз ее провозглашали в истории Человечества. И всякий раз это кончалось…
— Вы ошибаетесь. Не кончалось. А — кончали. Именно кончали, силой или исподтишка. А потом, постфактум, старались оболгать или извратить то, с чем боролись. Но нынешний момент уникален. Он на самом деле уникален. Истина в наших руках. На самом деле единственная истина, проверенная совестью. Если мы будем верны ей и победим, то разорвется замкнутый круг бессмысленных страданий, долгих жутких тысячелетий погони за миражами…